Едва шейх произнес эти слова, все женщины попадали на землю. Повелительница тоже проворно соскользнула с импровизированного трона и опустилась на колени. Я вылил на ладонь несколько капель воды и окропил ими всю группу.— Примите это, цветки пустыни! Бог всех народов сохранит вас ласковыми и веселыми, и пусть ваш аромат услаждает сердце вашего повелителя!Убедившись, что я уже засовываю сосуд на прежнее место, за пояс, они поднялись и поспешили поблагодарить меня. Их благодарность заключалась в простом рукопожатии — ну прямо как на Западе. Потом шейх приказал:— Теперь поспешите приготовить пищу, достойную этого человека. Я приглашу гостей — пусть будет полной моя палатка, пусть все радуются чести, выпавшей на нашу долю сегодня.Мы возвратились в палатку шейха. Я вошел, а он задержался перед входом, отдавая приказания нескольким бедуинам.— Где вы были? — спросил сэр Линдсей.— В женской палатке.— О! Невозможно!— И все же.— Эти женщины разрешают смотреть на себя?— А почему же нет?— Хм! Чудесно! Остаться здесь! И тоже посмотреть на женщин!— Это уж как удастся. Меня считают набожным человеком, потому что у меня есть вода из источника Земзем, одна капля которой, по верованиям этих людей, делает чудеса.— Ах, я несчастный! У меня нет воды Земзема!— Она бы вам все равно не помогла, потому что вы не знаете арабского!— Есть здесь развалины?— Нет, но я полагаю, что нам не надо далеко ходить, чтобы найти их.— Тогда надо спросить! Найти руины, выкопать Fowling bull! Впрочем, здесь была ужасная еда!— Все впереди. Мы сейчас попадем на истинно арабский пир!— А! Мне показалось, что шейх не расположен к этому.— Его мнение о нас изменилось. Я знаю нескольких его друзей, и это придало нам здесь статус гостей. Отправьте слуг. Это может оскорбить арабов, если они будут вынуждены делить с ними одно помещение.Через некоторое время собрались все приглашенные. Их было так много, что палатка и в самом деле заполнилась до отказа. Гости расположились по кругу, в соответствии со своим рангом, тогда как шейх сел между мною и англичанином. Вскоре рабыни и несколько бедуинов внесли еду.Тогда хозяин поднял руки.— Бисмилла! — крикнул он и дал тем самым знак к началу пира.Он копался руками в мисках, блюдах, корзинах и то, что считал лучшим, подкладывал сначала мне, а потом англичанину. Конечно, я охотнее пустил бы в ход собственные руки, но вынужден был предоставить свободу действий хозяину, ибо иначе нанес бы ему несмываемое оскорбление. Мастер Линдсей, когда первая порция лапши забила ему рот, скривил губы известным мне способом и закрыл свой рот только тогда, когда я предупредил его:— Ешьте, сэр, если не хотите смертельно оскорбить этих людей!Он захлопнул рот, проглотил комок, а потом сказал:— Брр! У меня же с собой в несессере и вилка и нож!— Оставьте их лежать там! Мы должны вести себя согласно обычаям местного населения.— Но ведь они отвратительны!— Что говорит этот человек? — спросил шейх.— Он восхищен твоей щедростью.— О, вы мне очень нравитесь!При этих словах он залез рукой в кислое молоко и поднес достопочтенному английскому мастеру очередную порцию прямо под его длинный нос. Тот, «осчастливленный», засопел, чтобы набрать воздуха и храбрости, а потом попытался слизнуть языком с нижней части своего лица этот благосклонный дар.— Ужасно! — снова пожаловался он. — И это необходимо терпеть?— Да!— Без каких-либо возражений?— Без! Но вы можете отомстить.— Каким образом?— Посмотрите, как делаю я, и попытайтесь повторить!Я залез рукой в лапшу и засунул солидную порцию шейху прямо в рот. Он еще не успел проглотить, как Дэвид Линдсей зачерпнул ладонью масло. Произошло то, чего я никак не ожидал от шейха: он, мусульманин, принял дар от неверного безо всякого сопротивления. Правда, он мог позднее умыться и в результате более или менее длительного поста очиститься от этого проступка.Пока нас кормил шейх, я обильно одаривал других пирующих. Они почитали за особую привилегию получить мой дар и с видимым удовольствием подставляли свои рты. Вскоре на столе уже было пусто.Тогда шейх хлопнул в ладоши. Принесли сини, очень большое, украшенное орнаментом и арабской вязью блюдо почти шести футов в окружности. Его заполняло биргани, смесь риса с бараниной, плавающая в растопленном масле. Потом подали вара-маши, сильно сдобренное пряностями рагу из бараньей вырезки, а вслед за ним — кебаб, маленькие кусочки жаркого, насаженные на заостренные деревянные палочки, потом — киму, вареное мясо, обложенное гранатами, яблоками и айвой, и наконец — рахат, знакомое нам сладкое блюдо того типа, каким и мы привыкли лакомиться на десерт.Когда я уже полагал пир оконченным, подали главное блюдо: барана, зажаренного на вертеле целиком. Я уже не в силах был больше есть.— Хамдульиллах! — воскликнул я, сунул свои руки в горшок с водой и вытер их об одежду.Этот знак показывал, что я сыт. В странах Востока не знают за столом тягостного принуждения. Того, кто произнес магическую фразу, больше просто не будут замечать. Это уловил и англичанин.— Хамдульиллах! — закричал он и полез руками в воду, а потом… очень смущенно посмотрел на них.Шейх приметил это и подал ему свой хаик.— Скажи своему другу, — обратился он ко мне, — что я разрешаю ему вытереть руки о мое платье. Англичане, видимо, не очень заботятся о чистоте: у них даже нет одежды, о которую можно утереться.Я разъяснил Линдсею предложение шейха, и он им не замедлил воспользоваться.Затем отведали араки, и наконец каждый получил трубку и чашечку кофе. Только тогда шейх снизошел представить меня:— Мужчины племени хаддедин-эль-шаммар, человек, которого вы видите перед собой, — великий эмир и хаджи из страны уэлад-герман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123