– Мама, – сказал я, как бы невзначай, – это важно. Ты никакой детали не запомнила, по которой я мог бы догадаться, кто такие были эти двое?
Мама разразилась еще энным количеством странных, глубокомысленных звуков, принялась чесать свою покрытую латунными кудряшками голову (я уже заподозрил, что у нее блохи) – и отвлеклась на экран, где произошло нечто занимательное: Грязный Бобби (также известный как Брэдфорд) вышвырнул Теда Терстона (также известного как Попка-либерал) с ринга на трибуны, и болельщики, сгрудившись, принялись лупить его своими складными стульями.
– Ох, – заявила мама, цокая языком, – какая же я дура иногда бываю!
( – Правда? – пробормотал я себе под нос. – А я и не заметил.)
– Один из них оставил свою визитку и сказал, чтобы я позвонила, если ты появишься. Она на кухне у телефона.
Уронив конверты, я побежал на кухню и зарылся в многолетние наслоения записок и газетных вырезок, прикнопленных к доске.
– Погоди! – окликнула меня мама. – Я все напутала! Вот она!
Я промчался назад в гостиную и чуть не оторвал ей пальцы вместе с визиткой.
Визитка была… весьма благопристойная. Высококачественная печать, тисненый двуцветный узор из цветочков. И текст:
Тодд Беккер.
Выездной проповедник.
Церковь Вегентологии.
– Спасибо, ма, – выдохнул я. Мое кровяное давление нормализовалось. Я задумался, скольких лет жизни мне стоила эта легкая истерика. – Ладно, если что, я внизу. – Я направился к лестнице.
– ПОДОЖДИ, – крикнула вслед мама, задержав меня на пороге кухни. – Джек? Я вчера ходила вниз белье стирать и заметила, что у тебя кое-что пропало. Ты заметил?
Откашлявшись, я уставился на пол:
– Ма? Я же переехал дня два назад, ты не помнишь? Снял себе квартиру?
– А-а, – кивнула она, – точно-точно. Я забыла.
Тут на телеэкране что-то произошло, и, завопив: «Так его!», она врубила звук до упора и, очевидно, немедленно выкинула из головы тот факт, что я стоял рядом и мы разговаривали. Я в последний раз обвел взглядом верхние комнаты – м-да, отсюда мне явно ничего не требовалось – и отправился к себе.
На моем автоответчике накопилось больше дюжины посланий. Сперва я пришел в восторг. Потом прослушал их и обнаружил, что только одно из них – НЕ от Т'Шомбе. Это счастливое исключение исходило от Катэ из Перераспределения: похоже, диск «Конформизм в одежде» требовался ей позарез. Ну а послания Т'Шомбе охладили мой энтузиазм еще пуще. Судя по всему, Т'Шомбе дико разозлилась, что я ее подвел в пятницу вечером. (Блин, ничего уже не помню. Я что, обещал сходить с ней на какую-то идиотскую церковную службу?)
Так что я переключился на мой шкаф и начал паковать следующую партию пожитков для переброски в офис. В основном это была одежда. И всего одна – ну ладно, возьму две, – ну хорошо, ПЯТЬ штук и ни одной больше, моих любимых ракетомоделей. И, само собой, полное собрание комиксов про Судью Дредда. Но железную дорогу я скрепя сердце оставил.
Я уже практически погрузил все в багажник, когда голос мамы, отдавшись эхом во всем доме, отыскал меня у гаража.
– ДЖЕ-Е-К! НЕ ЗНАЮ, КАК ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ, НО ОТ ТВОЕГО КОМПЬЮТЕРА У МЕНЯ ОПЯТЬ ВСЕ НА ЭКРАНЕ ПЛЫВЕТ!
М-да, давно пора было убираться отсюда.
16. ЗАЧЕМ ДУРАКИ ВЛЮБЛЯЮТСЯ
Вернувшись в родной офис, я обнаружил, что Ле-Мат, судя по всему, уже тут побывал. На улице стоял его пикап; ведущая к грузовому лифту дверь была незаперта; на полу в самом офисе тут и там громоздились раскупоренные ящики с его барахлом. К его чести, он даже где-то надыбал шторы для восточных окон – правда, при ближайшем рассмотрении шторы оказались пластиковыми чехлами цвета хаки, склеенными между собой при помощи скотча. Сам Ле-Мат как в воду канул. Сперва я не особенно беспокоился. Вздыхая, принялся разгружать «тойоту». Разгрузил. Ле-Мат не появлялся. Заволновавшись всерьез, я пошел его разыскивать.
И нашел друга на крыше: в руках – пневматический пистолет, у ног, на сером толе – куча убитых голубей. На лице – блуждающая, блаженная улыбка, от которой меня пробил озноб.
– Джозеф? – тихо окликнул я. Нет ответа. Я осторожно вынул из его пальцев пистолет и помахал рукой перед его носом. – Джозеф? Ты меня слышишь?
Он обернулся, ослепив меня столь благостной улыбкой, что я глубоко задумался – кому звонить: в неотложную психовозку или в Ватикан, в комиссию по прижизненной канонизации?
– Привет, Джек, – произнес он. Когда стало ясно, что других коммуникативных актов ждать нечего, я взял инициативу на себя.
– Ты себя нормально чувствуешь?
– Лучше не бывает, – ответил он. Ослепил меня еще одной улыбкой и вновь уставился в какую-то завлекательную точку по ту сторону горизонта. – По-моему, я влюбился, – пробормотал он наконец.
Окинув взглядом крышу, я не обнаружил под рукой ни одного потенциального объекта симпатий и инстинктивно попятился к люку.
– Э-э-э… это, в общем, классно. А кто счастливая э-э-э…
– Инге, – молвил он. – Прислушайся: даже ветер шепчет ее имя. «ИНГЕ-А-А-НДЕРС-С-С-С-0-Н-Н-Н…»
Если честно, я услышал только одно – как, отвиснув, ударила о толь моя нижняя челюсть.
– ИНГЕ АНДЕРСОН? – переспросил я, невольно сморщив нос хуже мандрила. – Эта, с пятого? Эта жирная с шиньоном и в кроссовках, и…?
– В кроссовках, – мечтательно протянул Ле-Мат. – О да. Я спускался вынести мусор на помойку – и случайно увидел ее в дверь. Дверь была приоткрыта, понимаешь. Она стояла ко мне спиной и гладила шнурки своих кроссовок.
Тут я вообще не знал, что и думать.
– ШНУРКИ? ГЛАДИЛА?
– Да! – ликующе вскричал он. – Она сияла! Какая сосредоточенность! Какое стремление к совершенству! – Я пощупал Ле-Матов лоб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105