– Сколько?
Дон цокнул языком, покачивая своей великаньей, распухшей головой:
– Какой нетерпеливый мальчик! Погоди, вначале мы будем «манджиаре» . Еда – это жизнь, Макс. Если вести деловые разговоры на пустой желудок, сердце заболит. – Поднатужившись, он вытянул вперед руки и, соединив их над своим животом-горой, один раз хлопнул в ладоши.
В зону видимости, трепеща и звеня, вплыли две ультрапухлые блондинки в чем их мать родила (не считая, конечно, ювелирных украшений, грима и туфель на шпильках).
– Друзья мои, – произнес дон Вермишелли, – позвольте вам представить сестер Силикконе: Бэмби и Слонни.
Насколько я понял, Бэмби звалась та, что слева, хотя, на мой взгляд, ни малейшей разницы между ними не было. Гуннар, впрочем, эту разницу явно просек.
– Милые мои «гноччи», – сказал им дон, – мои друзья голодны. Принесите им покушать. Хм-м, – он задумчиво потер часть своих подбородков (первый и второй сверху), – для начала – немножко «полипи верачи аль-аглио» и «дуппа ди каппеллетти». Потом, может быть, тарелочку «тальятеллле верди алла маринара», еще тарелочку «старне аль вино россо» и буквально парочку «фонди ди карчиофи трифолари». Теперь закуски. Я хочу… – Он прервался, нахмурился и взмахнул рукой, отсылая девиц. – Не важно, это я решу, когда вы вернетесь. Ну-с, «андьямо», «андьямо»! – И он поторопил Слонни ласковым шлепком по «куло». Хихикая и позвякивая, сестры Силикконе исчезли.
Дон Вермишелли вновь обернулся к нам с Гуннаром.
– А теперь, друзья мои, – он поднял бокал, – за дело.
«Давно пора, черт возьми, – подумал я. – Ага. Мы о чем будем го…»
Гуннар больно ткнул меня локтем под ребра, привлекая мое внимание к полному бокалу, который возник передо мной на столе.
– Это тост такой. Макс.
Подняв свой бокал, Гуннар чокнулся с доном:
– ЗА ДЕЛО!
В конце концов еду нам принесли. Смотреть на эти кушанья было очень интересно, а есть их – не очень, ибо у виртуальной еды нет ни вкуса, ни питательной ценности. Бэмби и Слонни остались у столика нас обслуживать – что тоже было абсолютно безвкусно, но порой довольно забавно: мне очень понравилось, как Гуннар, пытаясь проиллюстрировать анекдот о летчиках с авианосца, использовал пупок Бэмби вместо бокала для вина. После этого Слонни разлеглась на моем участке стола и пригласила меня повторить этот фокус с ней, но к тому времени я вычислил по странной тональности ее голоса, что она пользуется устройством сдвига частот. А это с девяностопроцентной надежностью свидетельствует, что перед вами человек, которому, хоть тресни, никак не удается разобраться со своей сексуальной ориентацией.
В положенное время со стола убрали, сестры Силикконе испарились, и пришел момент, когда прихлебывая «вино россо» и доедая остатки «полили верачи», мы приступили к деловому разговору.
Гуннар облизывал свои виртуальные пальчики.
– Это было истинное наслаждение, – сказал он дону. – Знаете, я даже и не предполагал, что еда – это так увлекательно. Например, вот это, – он встряхнул в воздухе «полили», – что за зверь такой?
– «Полипи верачи алль-аглио», – сообщил дон.
– Нет, я хочу сказать, из чего это? Что мне заказать, когда я в следующий раз пойду в «Бон Джорно»?
***
«ПОЛИПИ ВЕРАЧИ АЛЛЬ-АГЛИО»
Возьмите одного осьминога. Вырежьте глаза, пасть и чернильный мешок. Остальное положите на доску и отбейте деревянным молотком до изнеженного состояния. Поместите осьминога в керамическую миску и заправьте оливковым мослом. Добавьте чеснок, лавровый лист и тмин. Плотно закрыв миску, продержите ее на слабом огне один-два часа; чем крупнее осьминог, тем дольше выдержка. Когда осьминог разварится, добавьте по вкусу соль, перец, розмарин и петрушку. На стол подавайте в супнице.
***
– Это из осьминога, – пояснил дон. – Цельный осьминог. Его бьют, пока он не превращается в нежное-нежное месиво, а потом два часа вываривают в кипящем чесночном соусе.
– А-а… – Гуннар выждал, пока дон на минуту отвлечется, положил «полипи» на стол и брезгливо прикрыл салфеткой.
– Итак! – бодро вскричал я. – Я понимаю, что время еще детское, но не могли бы мы потратить минуту-другую на дела? Ну, просто чтобы убить время до десерта.
– Десерт? – простонал дон Вермишелли. – Так рано? Ох, какие же вы нетерпеливые, ребятишки – но все же, понимаю, время пришло. – Кивнув, он сделал еще глоток из бокала и вытер верхнюю губу салфеткой размером с простыню. Я уже собирался попросить его не тянуть, когда он заговорил сам: – Макс? Гуннар описал мне твое положение. Тебе нужна… как это по-английски? – ПРАЧЕЧНАЯ, где деньги делаются чистыми. Я могу это устроить.
Ну-у, вообще-то это и требуется.
– НО, – он погрозил нам пальцем, – я не буду играть в кошки-мышки с вашей налоговкой. Это она упекла беднягу Альфонса в каталажку. – По его лицу скользнула тень печали. Лицо было большое, путешествие печали – медленное, так что я успел обернуться к Гуннару:
( – «Альфонс»?
– Капоне. Иногда дон путается, в каком веке живет.)
Печальная гримаса Вермишелли закончила свое путешествие в исходной точке.
– Итак, это будет не самая идеальная отмывальня. Но она не позволит твоей приятельнице Амбер узнать, кто ты на самом деле. Этого хватит?
Я покосился на Гуннара. Тот кивнул. Кивнул и я.
Дон тоже кивнул:
– Чудесно. Ну а взамен я прошу всего лишь небольшой гонорар за уход за вашими деньгами – чисто символический. Так, пшик какой-то.
Очевидно, он ждал нашей реакции.
– И сколько?
– Десять процентов. Мелочь.
Гуннар чуть к потолку не подпрыгнул:
– ДЕСЯТЬ ПРОЦЕНТОВ?
– Тише-тише, – пожал плечами Вермишелли. – Почти все другие доны слупят с вас пятнадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105