Неисправимых, не желавших
включаться в процесс перековки, ждали неприятности и одиночное заключение
в карцере. Система наказаний была более или менее стандартной, и новички
скоро осваивались с ней, зная сколько за что можно получить. Опоздание в
свой блок за час до отбоя - три дня, оскорбление охранника, который в тот
день был в плохом настроении - неделя, Драка с другими заключенными или
отказ работать - тут вы уже попадали в категорию месяц-и-больше. Нападение
на охранника обходилось не больше трех дней - "до того, как вас
расстреляют", - с улыбкой пояснил Нолан.
- Я думаю, что вы будете благоразумны. - подвел черту Лученко. - Вы
увидите - я буду относиться к вам так, как вы относитесь ко мне. Об
остальном вам расскажет Нолан. У вас есть какие-нибудь вопросы?
Пока Мак-Кейн слушал, он решил, что что-то в Лученко не сходится.
Русский пытался быть грубым и жестким, но это у него не получалось. Как у
торговца, выполняющего на практике все, что он прочитал в книгах об
убеждении клиента - только выразительности не хватает. И, похоже,
упоминание о благоразумии скорее для спокойствия Лученко, чем для меня.
подумал Мак-Кейн. А этот молчун Майскевик, зачем он здесь? Уж не намек ли
на то, как работает структура власти, если кто-то ей не подчиняется? Да,
это, пожалуй, именно так. Лученко необходима сильная рука за спиной.
- Один вопрос. - ответил Мак-Кейн. - Я был арестован, вместе с моей
коллегой из службы новостей. Ее зовут Пола Шелмер. Мне ничего не сказали
ни о ее здоровье, ни где она находится. Я хотел бы поговорить с
комендантом блока, узнать хоть что-нибудь.
Лученко на секунду поджал губу, затем сделал на листочке в папке
какую-то пометку.
- Я ничего не могу обещать. - ответил он. - Запрос будет передан.
- Я был бы очень благодарен.
- Что-нибудь еще?
- Это все.
- Отлично. Как я уже сказал, выполняйте правила, и скоро вам станет
легче. Как вы со мной, так и я с вами. Вот что я могу вам сказать.
Мак-Кейн вернулся в переднюю часть камеры, и сел у края стола, слушая
оживленную математическую дискуссию Рашаззи и Хабера. Нолан, неслышно
следовавший за ним, притянул стул и сел рядом.
- Хорошо, что здесь еще один американец.
- Здесь много американцев?
- Двое, в других камерах. Но мне с ними не о чем говорить. Слишком
наглые и горластые. - Нолан все время улыбался, словно избегая казаться
раздражающим. Для Мак-Кейна это было чересчур напоказ и дьявольски
раздражительно. Но это только его первый день; это он должен сюда
вписаться.
- Так вы из Иллинойса, да? - спросил он. - Я когда-то знал одну
девочку из Чикаго...
- Женщины ничего не соображают в политике.
- Она занималась не политикой.
- Все, что им интересно - одежда, еще накраситься и - чужие деньги.
Они ничего не соображают.
- Ну, моя-то была доктором генной инженерии. У нее была компания по
изменению ДНК растений.
- Уродуют природу ради прибыли.
- Вам, кажется, это не нравится? Вы что-то имеете против того, чтобы
накормить людей?
- Нет, против алчности и преступного корпоративного вандализма.
Мак-Кейн кивнул. Неожиданно у него пропал интерес поладить с Ноланом.
- Я, кажется, начинаю понимать, что за правительственным юристом вы
были. Или вы и там провалились?
- Нет, я же сказал, что я вышел из игры, из всей прогнившей системы.
Я эмигрировал - в Советский Союз.
Мак-Кейн с презрением взглянул на него.
- Ты хочешь сказать, сбежал.
Нолан вздохнул, как будто выражая понимающее терпение человека,
слышавшего это тысячу раз, но все же знающего скрытую истину.
- Я не предавал мои принципы. - спокойно ответил он. - Американцы всю
жизнь молились на свободу и право выбора. Вот я и реализовал свое право
выбора. Мой выбор неправилен только потому, что вы с ним не согласны? - он
наклонился ближе. - Никто из вас не понимает. Вам всем - нам всем -
промывали мозги. СССР - богатая и сильная страна. Люди довольны своим
правительством, все сообща они строят мир будущего, мир основанный на
равенстве и справедливости для всех. Эксплуатации и подавлению придет
конец. Это и будет то, а что человечество боролось тысячи лет.
- И это меня ты называешь промытыми мозгами?
- Я просто знаю правду.
Мак-Кейн провел вокруг рукой, указывая на камеру, и подразумевая все
остальное снаружи:
- Что ж, твоя вера вознаграждена. Почему ты попал сюда? Может быть,
ты этого хотел? Отлично, веселись.
Он сделал движение, чтобы встать, но Нолан поймал его за рукав.
- Это другая история. Я думал, что понял философию социализма, но я
ошибался. Мне доказали, что и у меня есть недостатки, о которых я не
подозревал. Но они излечимы. Находиться здесь - это часть лечения. Лученко
же говорил, что это не тюрьма. И я не думаю об этом, как о тюрьме.
- Да, это санаторий.
- Это процесс управляемого просветления - как в монастыре. Очищение.
- А зачем тогда гулаг и КГБ? Зачем этот рай обнесли колючей
проволокой?
- Это временное явление. Когда мировая революция победит, это
изменится.
- Чушь.
Нолан кивнул, словно ожидая такого ответа.
- Может быть, ты изменишь свои взгляды, пока ты здесь. - сказал он,
поднимаясь. - Я просто хочу сказать, что если тебе захочется поговорить со
мной, то я буду очень рад.
Мак-Кейн проводил его взглядом, когда Нолан возвратился в дальний
конец камеры. Затем поднялся и пошел к своей койке. Мунгабо глядел на него
сверху.
- Я так и думал, что не все американцы похожи на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152