Может, задуматься об этом меня заставила встреча с Патрицией.
Не считая ежемесячных поездок в тюрьму, больше всего о подзащитных мне напоминают чудаки, которые горят желанием признаться в совершении этого преступления, – словно дохлые карпы, они периодически всплывают на поверхность. Всякий раз, когда совершается какое-то сенсационное преступление, эти идиоты выскакивают откуда ни возьмись, словно чертики из табакерки, одержимые желанием хоть чуть-чуть побыть в эпицентре всеобщего внимания. Либо они заявляют, что это их рук дело, либо знают, кто убил. И приводят свои доказательства, с которыми нужно разбираться, даже если ты знаешь, что имеешь дело с непроходимыми болванами с психическими отклонениями. Проверка вдоль и поперек отнимает время у тебя и деньги у клиента. Спустя какое-то время, когда дело затягивается так же, как наш процесс, ты прилагаешь уже минимум усилий для того, чтобы удостовериться, что оно высосано из пальца, но все-таки прилагаешь. Если хотя бы в одном из миллиона случаев этого не сделать, окажется, что именно тогда и подвернулось что-то такое, что на самом деле имело место.
Пока к нам поступило семнадцать таких признаний – все они яйца выеденного не стоят. Пройдет несколько месяцев, пока их поток иссякнет, до следующего сенсационного дела.
Самая большая перемена в моей жизни в другом – я еще ни разу ни с кем не трахался с тех пор, как побывал в Сиэтле. Время от времени вроде бы и подворачивается какая-нибудь цыпочка, но все как-то не получается. С момента окончания средней школы я еще ни разу так долго не постился. Я думаю о Мэри-Лу, интересно, как у нее дела, но, за исключением звонка под Новый год, мы с ней не разговаривали. Иной раз я трахаю ее мысленно, снедаемый мечтами, которые могли быть сладкой реальностью.
Если я не на работе, то большей частью оказываюсь наедине с собой. Как-то раз, около месяца назад, решил пообедать в городе и в ресторане заметил Энди. При виде него я буквально застыл, не хотелось, чтобы он меня увидел, эгоизма у меня заметно поубавилось. Эта мысль поразила меня, словно молния, я и понятия не имел, что она может прийти мне в голову. Я ощутил, как весь дрожу, словно в ознобе.
Он сидел спиной ко мне. Повернувшись к спутнику, молодому адвокату из соседней конторы, и придумав неубедительную отговорку, я сказал, что возвращаюсь, поскольку забыл, что должен дождаться какого-то важного звонка.
На улице меня снова прошиб холодный пот. Я двинулся обратно в контору, стараясь не перейти на бег.
– Привет, Уилл.
Энди все-таки высмотрел меня.
– Привет, Энди! – Я старался говорить как можно небрежнее, хотя на самом деле этого не было и в помине.
Он окинул меня взглядом.
– Как дела? – В тоне, которым он задал вопрос, непринужденностью и не пахло.
– Потихоньку.
Он посмотрел на меня повнимательнее.
– Что это у тебя на рубашке? – спросил он, указывая на пятно, видневшееся из-под галстука.
– Пролил утром кофе, – стал оправдываться я. – Обычно в таких случаях я переодеваюсь, но сегодня, поскольку у меня нет деловых встреч... – Я слышал, что говорю, словно извиняясь перед ним, но не мог остановиться и замолчать. С какой стати я должен оправдываться?
Большим и указательным пальцами он провел по тому месту, где застегивается рубашка.
– Ты что, сейчас сам себе стираешь? – полушутя спросил он.
– Я эту рубашку случайно надел, – смущенно ответил я.
– Если хочешь стирать себе сам, то заодно научись и гладить. А то рубашка выглядит так, словно ты в ней спал.
– У меня нет привычки спать, не раздеваясь. А, собственно, в чем дело? Я в фирме больше не работаю, так что тебе за меня краснеть не придется.
– Краснеть приходится тебе самому за себя, Уилл! – резко произнес он.
– А пошел ты к черту! – Повернувшись, я двинулся дальше. Он остановил меня, положив руку мне на плечо.
– Ты кипятишься, как и раньше, Уилл. Даже больше, чем когда бы то ни было.
– Да, черт побери! – Он же сам вытолкал меня взашей. – Тебе-то какое дело?
– Ты мне друг, вот в чем дело. Поэтому я не могу махнуть на тебя рукой, несмотря на то что сам на себя ты махнул рукой уже давно.
– Прибереги эти проповеди для зала суда.
Он бросил на меня взгляд, в котором жалость соседствовала с открытой неприязнью.
– Ты стоишь на краю пропасти, Уилл, того и гляди, свалишься! Причем стоишь ближе, чем думаешь.
Он повернулся и ушел, а я остался стоять, дрожа всем телом.
С тех пор я посылаю Сьюзен за сандвичами из гастронома или хожу в те места, где они с Фредом появляются нечасто.
Тот случай меня напугал, показав истинное положение дел. Оказывается, при всей своей напускной независимости я обеспокоен тем, как воспринимают меня другие. Судя по всему, лестным для меня это восприятие не назовешь. Нужно этим заняться и либо перестать быть заложником собственного эгоизма, либо не обращать больше внимания на то, как относятся ко мне окружающие. А если сделать и то и другое? Выходит, я работал, создав вокруг себя нечто вроде защитной оболочки, а когда она исчезает, получается, что не такой уж я храбрый, как думал.
Эта мысль тревожит меня. Раньше я не испытывал такого ощущения. Нет, не так: я никогда не признавался себе, что такое ощущение существует.
Сейчас я раскаиваюсь за все годы, растраченные впустую. Надеюсь, за это мне воздастся сторицей.
5
– Привет, незнакомец.
– Привет, незнакомка.
Я и не знал, что она стоит у меня за спиной.
– Ты неплохо выглядишь, Уилл. Такой подтянутый, стройный. – Она ударяет рукой по мускулам на моей руке. Удар получается довольно-таки увесистый, сильный.
– Сбросил несколько фунтов, – отвечаю я, расслабляя мышцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174