– Все будет нормально. Не могу, когда мне преподносят неприятные сюрпризы.
– Не ты один. – Глядя на меня, он улыбается. – В свое время я заработал язву, потому что как-то раз слишком многих задел за живое. Точь-в-точь, как ты. Уилл, ты должен делать все, что можешь, только смотри, не сыграй от этого в ящик!
Я тяну на голом энтузиазме, вот в чем штука. Если в один прекрасный момент энтузиазм испарится, как адвокат я гроша ломаного стоить не буду, а пока это единственное, за что я сам хоть что-нибудь бы дал.
17
– Ваша честь! Мы хотели бы ходатайствовать о продлении объявленного вами перерыва, с тем чтобы досконально изучить факты, о которых упомянул в своих показаниях доктор Грэйд, и найти собственного эксперта по этому вопросу.
Мы сидим в кабинете у Мартинеса. Мы и Моузби.
– Мы возражаем, – говорит Моузби.
– Так я и думал, – отвечает Мартинес. Он подается вперед в своем кресле. – Я не могу разрешить, – обращается он к нам, – и не разрешу. Вчерашние показания прозвучали благодаря действиям, предпринятым не обвинением, а вашей стороной. Ведь уже составлен список присяжных. Я не могу остановить судебный процесс, во всяком случае, на этом основании.
Он переводит взгляд на Моузби, потом снова на нас.
– Можно сделать для вас только одно – включайте в список свидетелей новых людей. По идее, и этого нельзя, но я хочу, чтобы вы использовали все возможности. Суд возобновится примерно через неделю. Если собираетесь подыскать эксперта, думается, времени для этого должно хватить.
Хотел бы поблагодарить вас за помощь, господин судья, но язык не поворачивается. Шансы на то, что за неделю мы найдем эксперта с хорошей репутацией, познакомим его с обстоятельствами дела и убедим выступить со свидетельскими показаниями, идущими вразрез с мнением собрата по профессии, воистину призрачны, а то и вовсе равны нулю.
18
– Все это довольно просто, – говорит Грэйд часом позже, когда судебное заседание возобновилось.
Он обращается к Моузби, но смотрит на присяжных, терпеливо разъясняя им, что к чему.
– Сложного тут ничего нет. Когда я в первый раз осматривал труп, меня поразило одно обстоятельство. Разумеется, за несколько дней он успел здорово разложиться и, конечно, оставлял желать много лучшего, но что-то в том, как он выглядел, показалось мне странным.
– Что именно? – спрашивает Моузби.
– Как уже говорилось ранее, кровотечения почти не было. И это при сорока семи ножевых ранениях, некоторые из них весьма глубокие. А кровотечения не было.
– Почему же его не было? Почему кровь больше не текла?
– А потому что, – тут Грэйд подается всем телом вперед, давая понять, что сейчас скажет нечто важное и хочет, чтобы присутствующие в зале это слышали. Понимая это, судья и присяжные, в свою очередь, тоже подаются вперед, – сразу после нанесения ножевых ранений кровь свертывалась. – Он встает с места, берет указку, лежащую у стенда: – Вы позволите?
Мартинес кивает. Покинув место для дачи свидетельских показаний, Грэйд подходит к стенду и указывает на одно из ранений, видных на снимке.
– Как вы можете заметить, края раны окаймлены темными пятнами. По виду они напоминают корну. – Указкой он обводит нужное место.
Я думал, темные разводы по краям ран остались после того, как нож вонзался в тело, так мне объясняли. Никакой корки я не вижу, но ведь это всего-навсего снимок.
– Эта темная корка видна вокруг почти всех ран, имеющихся на теле, – Грэйд указывает сразу на несколько ножевых ранений на фотографии. – Я пришел к выводу, что она образовалась под воздействием высокой температуры. Благодаря ей кровь вокруг свернулась и перестала течь. В медицине такое явление широко распространено.
– Доктор Грэйд, – медленно, нараспев говорит Моузби, – следует ли понимать ваши слова в том смысле, что эти раны были вызваны...
– ...раскаленными ножами. Да! – подхватывает Грэйд.
– То есть всякий раз перед тем, как пырнуть свою жертву, в общей сложности сорок семь раз, убийцы нагревали нож на огне?
Вот мерзавец, дурака решил повалять! Присяжные навостряют уши, готовые проглотить все, что им ни скажут. Словно бабочки, которых огонь притягивает к себе, будто магнитом.
– Именно это я и имею в виду. – Грэйд кладет указку, возвращается на прежнее место, но остается стоять, возвышаясь над всеми сидящими в зале, кроме Мартинеса.
– Интересный вывод, доктор Грэйд, – говорит Моузби, – хотя встречается он нечасто. Вообще говоря, нечто подобное я слышу впервые.
Черта с два, думаю я. Об этом вообще никто не слышал. За исключением главного свидетеля со стороны обвинения.
– Согласен. Если бы я сам не наткнулся на данную теорию незадолго до того, как пришлось осматривать труп, мне бы это и в голову не пришло.
– Вы имеете в виду какой-то медицинский журнал?
– Название я точно не помню, – кивает Грэйд, – я многие из них читаю. Приходится, чтобы быть в курсе. Насколько мне помнится, автор статьи – врач, который специализируется на изучении гомосексуализма и, в частности, преступлений на этой почве.
При этих словах я вижу, что еще немного, и Одинокий Волк совсем рассвирепеет. О Боже, этого нам только не хватало! Парень, того и гляди, сорвется прямо в зале суда, если ему попробуют пришить еще и убийство гомика. Я наклоняюсь к нему.
– Держи себя в руках, старик.
– Если этот ублюдок назовет меня педиком, я из него душу выну! – рявкает он.
– Тогда считай, что сам подписал себе приговор, – шипя, отвечаю я.
Он бросает на меня сердитый взгляд.
– Правда.
И откидывается на спинку стула, кипя от ярости. Господи, только бы пронесло, только бы продержаться, больше мне ничего не надо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174