И через какое-то время она на самом деле поверила в это или подумала, что поверила, ей было так легче – думать, что поверила, и они снова обсуждали все с ней вместе, рассматривая снимки, обсуждая все, что произошло, кто что сделал и когда. Пока наконец она сама не поверила в это, тогда, по крайней мере, поверила, позже начала сомневаться, а тогда поверила так, что была способна рассказать все лучше, чем они сами, чем кто бы то ни было, потому что сама была там, все видела, все испытала на собственной шкуре. Она сама прошла через все это, поэтому и поверила.
Они отвезли ее обратно в Санта-Фе, и в присутствии свидетеля она продиктовала стенографистке в суде заявление о том, что все сказанное ею – истинная правда, что она сделала свое заявление без какого-либо принуждения или нажима, что это ее собственное заявление и никто не подсказывал ей, что следует говорить. Потом то же самое она заявила большому жюри и в суде.
Не знаю, что мне делать: то ли обманывать самого себя, то ли притворяться, что ничего особенного не произошло. Она глядит на меня, ожидая, как я отреагирую. Я могу отреагировать по-разному. В данный конкретный момент больше всего на свете мне хочется выпить, я ловлю себя на том, что дрожу как осиновый лист. Но тут же одергиваю себя, может, срабатывает какой-то внутренний сторож, желающий мне только добра, может, прошлой ночью во мне что-то изменилось, что даст возможность начать новую жизнь. К черту спиртное, старик, только этого тебе недоставало! Если тебе чего на самом деле недостает, так это ясности.
– Но теперь-то ты сама знаешь, что это была ложь от начала и до конца, – говорю я.
Она молча кивает.
– В твоей голове не нашлось ни одного уголка, где ты могла бы хранить правду, страшную правду.
Она снова кивает.
– Значит, это ложь от начала и до конца, – продолжаю я. – Чушь собачья! – Я вне себя от ярости. Я вне себя от ярости, черт побери, но я должен сохранять хладнокровие: этот предлог, объясняющий поведение девицы, настолько хрупок, что от одного неверного слова или поступка у нее снова голова может пойти кругом. – Все, о чем ты говорила на суде, начиная с того момента, когда они привезли тебя обратно в мотель. Все, что касается Ричарда Бартлесса. Это ложь от начала и до конца.
– Зато все остальное – правда. Они на самом деле меня похитили. И изнасиловали.
– Да.
– И должны понести за это наказание, правда?
– Совершенно верно. Но только за это, за это, а не за убийство, которого не совершали.
– Ну да. По-моему, так будет правильно. Я знаю, что мне делать. Еще один вопрос.
– Почему ты уехала из Санта-Фе? Почему уехала из Нью-Мексико?
– Они мне приказали. Сказали, что мне не придется ни видеться больше ни с кем из проходящих по этому делу, ни слышать о нем. Я и сама не хотела.
– Они давали тебе деньги? На то, чтобы ты переехала?
Она кивает.
– Пятьсот долларов.
– Сейчас нам надо будет съездить в одно место. Туда, где я могу документально оформить все, что ты мне рассказала.
Я вижу, как в глазах у нее мелькает страх.
– Они посадят меня в тюрьму. Они обещали, что сделают это, – говорит она умоляющим тоном.
– Нет, – качаю я головой, – не посадят. Я позабочусь об этом, обещаю. Мы же обратимся не в полицию. Учитывая, что ты мне рассказала. Сначала я получу от тебя заявление, а потом спрячу тебя где-нибудь. Я сам за это заплачу. Где-нибудь там, где они не смогут тебя найти.
– А как же рокеры?
– Они в тюрьме, милочка. Это ты их туда засадила, помнишь?
– А как же их друзья? Они тоже будут за мной охотиться.
– Нет, не будут. Обещаю.
Она глядит на меня, она ни на секунду не верит мне. Винить ее за это у меня язык не поворачивается. С какой стати она мне должна верить? Всякий раз, как кто-нибудь просил ее довериться ему, она оказывалась у разбитого корыта.
8
Дон Стрикленд – сотрудник одной из денверских адвокатских контор, с которой мне доводилось работать раньше. Все уже готово, когда мы с Меркадо привозим Риту к нему в офис, – стенографистка из суда, свидетели (Дон и его секретарша), видеокамера. Она излагает свое заявление от начала и до конца, наконец-то она решилась сказать всю правду. Затем я показываю ей отснятую пленку, мы вносим необходимые коррективы, она ставит подпись, подтверждая истинность того, что только что просмотрела.
– От этого кое у кого голова непременно пойдет кругом, – замечает Дон.
– Твоя правда. – У Робертсона, вот у кого голова пойдет кругом. По крайней мере, он чист, пока, во всяком случае. Простофиля. Не знаю, что хуже: задавать тон или даже не подозревать, какими делишками занимаются подчиненные у тебя за спиной. И так и этак получается хуже некуда.
Моузби исключат из коллегии адвокатов. В кое-каких элитных питейных заведениях будет сказано много тостов по этому поводу. Санчеса с Гомесом, пожалуй, сцапают с поличным и спровадят на пенсию. У полицейских принято самим разбираться с теми, кто из их числа.
Плевать! Я хочу, чтобы четверо парней вышли из тюрьмы, и точка. Пусть общество само разбирается, что к чему, мне лично будет достаточно победы, которую я одержу в собственных глазах.
Секретарша Дона сняла по моей просьбе меблированную квартирку для Риты, одно из тех помещений, которые крупные корпорации снимают помесячно для своих нужд. Заодно ей дают телефон, я проверяю, чтобы его номер не упоминался в телефонном справочнике. К концу дня мы перевозим ее туда, я вношу задаток за два месяца вперед, заодно договариваясь с Меркадо, чтобы он поручил какому-нибудь местному сыскному агентству время от времени проверять, на месте ли она. Пусть она знает, что за ней следят, но не знает, когда именно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174