В такие моменты журналисты – самое страшное, что только может быть, они ни за что не согласны дать событиям возможность идти своим чередом, обязательно нужно раздувать пламя до тех пор, пока не вспыхнет большой пожар, что даст им возможность побыть в эфире лишние тридцать минут.
Робертсон ждет меня в кабинете. Он один. А я-то думал, что народу будет полным-полно.
– Спасибо, что приехал, – начинает он. – Я по-настоящему благодарен тебе за это. Другие тоже оценят это по достоинству.
– Только не спрашивай, что страна может сделать для меня и так далее, – скромно отвечаю я.
– Кто старое помянет, тому глаз вон. Согласен?
– Ты что, шутишь? – Да как он смеет даже предлагать мне такое? И ради этого я пожертвовал сном, в котором остро нуждаюсь, оторвавшись от груди женщины, которую люблю? – Слишком уж просто, Джонни! Ты хочешь сказать, что инцидент исчерпан, а это не так, он не исчерпан ни для меня, ни для них. – Хитрый сукин сын – теперь, когда чувствует, что его загнали в угол, снова набивается ко мне в лучшие друзья, делая вид, что ничего не произошло! Хочет и рыбку съесть и... Не выйдет, дружок!
Он плюхается в кресло.
– Неужели нельзя хоть на время оставить меня в покое?
– Об этом не со мной нужно разговаривать. Тебе надо бы об этом знать.
– Мне казалось, что попробовать все же стоит. – Он пытается не очень удачно сострить, рассчитывая на то, что в ответ я скажу какую-нибудь резкость.
– Не попробовать, а бросить все это дело вообще – вот что тебе стоит сделать!
– Ну да. О'кей. Один черт, попробовать все же надо было!
Выглядит он препогано. Не выспался, не побрился, не принял душ. Он наливает кофе и себе и мне. Это мне уже знакомо, когда я сам баловался «Тэйстерз чойс» вместо амфетаминов, ему эта штука тоже понадобится, прежде чем дело подойдет к концу.
На селекторе оперативной связи загорается лампочка – это звонит его секретарша.
– Начальник тюрьмы Гейтс едет сюда, сэр.
– Просите его сразу, как только приедет.
– Кроме того, губернатор звонил из своей машины. Он будет через пять минут.
Я прислушиваюсь и, попивая кофе, выпрямляюсь в кресле. По крайней мере, вид у меня довольно солидный, хотя на самом деле чувствую я себя скверно. Пять минут холодного душа усталость не прогнали. Мэри-Лу отпросилась с работы, сославшись на недомогание, они с Клаудией будут гулять в парке, пока я не присоединюсь к ним. Впервые две самые любимые мои женщины останутся один на один. Надеюсь, все пройдет нормально.
Робертсон наливает себе еще кофе, откусывая сразу половину пирожного с начинкой из желе. Никуда не годится – если ты решил непременно питаться этой ерундой, то заодно садись на диету без всяких добавок, которая состоит из сплошных порошков.
Такое ощущение, что меня заманили в ловушку. Тот факт, что сюда приезжают начальник тюрьмы и губернатор не случайное стечение обстоятельств. Втроем они наверняка приготовили мне какой-то сюрприз. И я нервничаю.
– Может, лучше зайти попозже, когда ты покончишь дела со всеми этими шишками? – предлагаю я, поднимаясь с кресла. – А я пока погуляю где-нибудь рядом.
– Лучше оставайся. Может, у нас будет для тебя кое-что интересное.
Например? Моих ребят уже нет в живых, они были в числе первых погибших, и теперь он хочет посмотреть, как я на это отреагирую? Или, напротив, они стали зачинщиками бунта и, после того как он кончится (а он так или иначе кончится), будут казнены все вместе?
Почему именно на меня пал выбор при отборе кандидатур тех, кого нужно представить перед этим королевским судом? В этой дыре прохлаждаются в общей сложности восемьсот гавриков, их-то адвокаты где? Почему одному мне оказана высокая честь принять участие в этом бардаке?
Я запихиваю пирожное в рот, снова наливаю кофе в чашку.
Секретарша Робертсона вводит в кабинет Гейтса, даже не сообщив предварительно о его приезде.
– Никого, кроме губернатора, не впускайте, – инструктирует ее он.
Не спрашивая разрешения, начальник тюрьмы наливает себе кофе. Он страшно устал, но нашел время, чтобы привести себя в порядок. Хочет иметь презентабельный вид, пусть окружающие не думают, что он какой-то вышибала. Теперь много дней он будет встречаться с репортерами, общенациональные газеты и телекомпании уже послали на место происшествия корреспондентов и съемочные группы. Те, что не дежурят сейчас на лестнице, ведущей в здание суда штата, расположились у входа на территорию тюрьмы. Сегодня утром я посмотрел начало «Тудэй», выпуск теленовостей открылся сообщением о бунте.
– Доброе утро, господин Александер! – Начальник тюрьмы достаточно любезен, если принять во внимание сложившиеся обстоятельства. – Спасибо, что приехали. – Он протягивает руку, мы обмениваемся рукопожатием. Ладонь у него сухая, он держит себя в руках. При этой мысли я немного успокаиваюсь.
– А в чем, собственно, дело? – раздраженно спрашиваю я у Робертсона. – Если у тебя что-то на уме, я хотел бы знать, что именно! Я питаюсь не из государственной кормушки и не обязан тут присутствовать.
– Нам, возможно, понадобятся твои особые способности. Поверь, никаких задних мыслей у меня нет.
Меня охватывает недоброе предчувствие. Всякий раз, когда кто-нибудь говорит «поверь мне» или «доверься мне», я сразу оглядываюсь, хотя, честно говоря, не понимаю, что я теряю от разговора с ними. Пока, во всяком случае.
Дверь открывается, входит губернатор в сопровождении единственной помощницы, натуральной блондинки, к тому же крашеной; несмотря на строгое выражение лица и манеру одеваться, она довольно привлекательна. Политики никогда не появляются на людях с непривлекательной женщиной, если только это не их жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174