Они с Дороти («не называй меня бывшим хиппи, начать с того, что я никогда им не был»), его сексапильной, сварливой, смешной и одержимой желанием пролезть в высшее общество женой, входят в число самых известных меценатов Санта-Фе, ежегодно устраивая на своем ранчо шикарный прием для сбора средств на нужды городского искусства.
Я – адвокат Лукаса, что, помимо гонораров, которые довольно значительны, дает мне неограниченные возможности для охоты и рыбалки в его владениях. (Это единственный клиент, от которого я просто так не откажусь. Насколько я его знаю, а он почти такой же извращенец, как и я, он может взять и заявить моим бывшим компаньонам, чтобы они помалкивали и не катили на меня бочку.)
Ручей, протекающий в гористой части его поместья, с апреля по ноябрь кишит изголодавшейся, злой форелью. Для наживки в разное время я использовал фольгу, кусочек голландского сыра, да еще в обертке, и сломанную шпору от ковбойского сапога. Мы с Клаудией рыбачим здесь уже не первый год, в шесть лет я подарил дочери набор рыболовных принадлежностей для начинающих, и, к моему вящему изумлению и радости, она сразу же научилась с ним обращаться. Теперь у нее, как у настоящего рыбака, есть свое удилище, и она может попасть наживкой прямо в хворостинку, быстро плывущую по течению. Мы пользуемся крючками без зубцов, за год она вытаскивает три-четыре рыбины: Клаудия уважает все живые существа – эта особенность ее натуры кажется мне на редкость привлекательной.
– Не хочу переезжать, – говорит она. Прошло около часа, прежде чем мы решились начать этот разговор. Она делает резкий взмах кистью – сразу видно, что ей не привыкать – и наблюдает за тем, как леска плавной дугой скользит на середине ручья.
– Я тоже. И я не хочу, чтобы ты уезжала.
– И что делать будем? – Она медленно наматывает леску на катушку; уже почти полдень, рыба вся попряталась. – Почему бы тебе не сделать ее своим компаньоном?
Если бы я только мог... Готов на что угодно, только бы не разлучаться с Клаудией. Даже если бы все было в полном порядке, это дело вряд ли выгорело бы, а теперь и подавно.
– Она не поэтому собралась уезжать, – говорю я и откупориваю бутылку пива, повторяя про себя, что пиво – это еще не выпивка. – Она хочет начать новую жизнь среди людей, которые не знают ее прошлого. Возможно, в Санта-Фе она чувствует себя стесненно.
– В зрелом возрасте у нее появляются какие-то бредовые идеи, – безапелляционно заявляет Клаудия. – Она говорит, что собирается сделать операцию по увеличению груди.
Я смотрю на нее искоса – что-то уж слишком быстро она взрослеет. Дочь отвечает мне непонимающим взглядом.
– Откуда ты знаешь? – Я вовсе не жажду слышать ответ.
– Мама мне сама сказала, – беспечно говорит она. – Показала брошюру, которую дал ей врач. Все это так грубо. – Она входит в азарт, желая разобраться, что к чему. – Под мышкой делают такое маленькое отверстие – Она поднимает руку, показывая мне, в каком месте делается надрез. – Вот здесь, его почти и не видно, затем суют в дырку мешочек, наполненный стерилизованной соленой водой, не знаю, берут они ее из океана или еще откуда, вживляют его в груди...
– О'кей, о'кей. – С меня довольно. – И так ясно.
– Я сказала, что это глупо. Дело кончится тем, что она станет похожа на эту старую кинозвезду... как же ее?
– Рэкел Уэлч? – наугад спрашиваю я.
– Вот-вот.
– Ну и что из этого? – Я не в восторге от Рэкел Уэлч, но надо признать, что фигура у нее такая, что у любого подростка слюнки потекут. – По-моему, твоя мать и так великолепно выглядит, – добавляю я. Увидев ее сегодня утром в мокрой от пота майке, я замер как вкопанный. Черт побери, да она сто очков вперед даст тем, что попадались мне за эти дни! – Но если она думает, что ей нужно выкарабкиваться самой, то с какой стати нам с тобой мешать ей?
– Тело человека было создано не для того, чтобы запихивать в него пластмассу, – отвечает она с нескрываемой неприязнью.
– Хорошо сказано! Надо будет запомнить! Может, как-нибудь пригодится для заключительной речи.
Она усмехается, она обожает чувствовать себя причастной к моей работе. Я рассказываю ей о своих делах, советуюсь с ней, обсуждаю клиентов – зачастую в шутливой форме, она, как и я, страдает манией величия, но у нее она всегда проявляется по-доброму.
Я перевожу взгляд на воду.
– Ей хочется замуж, – говорю я Клаудии. – Она одинока и не хочет состариться в одиночестве. Это ее пугает. С возрастом задумываешься о таких вещах. – Я запинаюсь. Надо ли обременять ее этим?
Она и ухом не ведет.
– Мама меня достала, – говорит она, глядя на меня сверху вниз ясными голубыми глазами, от которых я тут же становлюсь сам не свой. Она же еще ребенок, почти дитя. Мысленно одергивая себя, я возвращаюсь к реальности. Нет, она не ребенок. Мне хочется, чтобы она осталась ребенком, но этого, как и многого другого, не будет, как бы я ни хотел, чтобы время остановилось.
– Когда-нибудь и ты уедешь. Я хочу сказать, ты уже не будешь жить со мной и с ней, – торопливо добавляю я.
– Я и так уже не живу.
Собрав снасти, мы возвращаемся по тропинке к машине. На противоположном краю ущелья, рядом со сторожкой лесника, которая в чистом горном воздухе кажется совсем близкой, но пролетит мимо ворона и видишь, как это далеко, собралась небольшая толпа. Машины там полицейские с мигалкой.
– Наверное, кто-то упал с обрыва, – роняет Клаудия. – Болваны-туристы!
Четыре-пять раз в год не туристы, а кто-нибудь из местных, не рассчитав скорость в горах, не вписывается в вираж. Падать можно долго, пока не приземлишься на дно ущелья.
Мы останавливаемся на минуту посмотреть, что случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174