Мы смотрим друг на друга в упор. Я гляжу на нее с такой нежностью и успокоением, на какие только способен.
– В прошлый раз вы солгали, не так ли? Я имею в виду тот суд.
– Да. – Она стоит, потупив глаза, все ее тело сотрясается, как в ознобе. Вот сейчас мне ее по-настоящему жаль.
– А сегодня говорите правду.
– Да.
– Чистую правду, без всяких оговорок, без какого бы то ни было принуждения или обещаний с моей стороны?
– Да, – отвечает она твердым, звонким голосом. – Теперь я не вру.
– Госпожа Гомес.
Робертсон останавливается перед ней, покачиваясь на каблуках, подаваясь всем телом вперед. Она инстинктивно отстраняется, прижимаясь к жесткой спинке дубового стула.
– С какой стати людям, сидящим в этом зале, верить тому, о чем вы нам сегодня рассказали?
– Потому что это правда, – оправдываясь, отвечает она.
– Понятно. Правда, значит.
– Вот именно, – отвечает она уже более вызывающим тоном. Я предупредил, чтобы она была готова к такому обороту дела и ни в коем случае не шла на попятный. Правда на ее стороне, она должна ее отстаивать, хотя это легче сказать, нежели сделать.
– А то, что вы говорили на суде, тоже было правдой, не так ли?
– Нет.
– Но вы утверждали обратное? Вы поклялись на Библии, что говорите правду.
– Поклялась, но это была неправда. – Подняв голову, она переводит взгляд на Мартинеса. – Мне пришлось это сделать, господин судья. Иначе они засадили бы меня за решетку.
– Это вы так говорите! – рявкает Робертсон. Его голос эхом разносится по всему залу.
– Это правда, – подскакивает она на стуле, вид у нее встревоженный и испуганный.
– Похоже, вы чего-то боитесь, госпожа Гомес, – говорит ей Робертсон. – Я ведь только слегка повысил голос. Разумеется, так и должно быть, ведь вы совсем запутались в паутине лжи, которая плетется в этом зале, что лично у меня вызывает чувство глубочайшего отвращения!
– Неправда, – упрямо отвечает она.
– С какой стати мы должны верить хотя бы слову из того, что вы нам здесь рассказали? – гремит он. – Из того, что написано на этих страницах, где все от начала и до конца притянуто за уши, – взмахивает он протоколом, куда занесены ее новые показания.
– Потому что...
– Потому что это правда, – говорит он за нее, не скрывая сарказма. – Потому что так говорите вы, женщина, прилюдно доказавшая, что является лгуньей и лжесвидетельницей.
– Но это действительно правда, – слабым голосом произносит она.
– Ну конечно, как правда и то, что луна сделана из зеленого сыра!
Мартинес, сидя в кресле, наклоняется вперед.
– Господин прокурор, – обращается он к Робертсону, – постарайтесь обойтись без образных сравнений, о'кей? И хватит запугивать свидетельницу!
– Запугивать свидетельницу?! – восклицает Робертсон. – Запугивать... о каком запугивании здесь вообще может идти речь, Ваша честь, эта женщина не заслуживает ровным счетом никакого доверия!
– А это уже я буду решать.
– Совершенно верно. Решать будете Вы и суд. – Робертсон пытается держать себя в руках, что совсем непросто, потому что он искренне верит в то, что говорит. – Но позвольте напомнить, Ваша честь, что решение должно основываться на очевидных и веских уликах, на неопровержимых уликах, а не на россказнях свидетельницы, что тогда она солгала, а сейчас говорит правду. Нужно иметь существенные доказательства того, что ее нынешние показания и представляют собой истину. Как и быть убежденным в том, – продолжает он, поворачиваясь на секунду лицом к моим подзащитным, чтобы те видели полное презрение к ним, написанное у него на лице, – что если сегодняшние показания, принесенные ею под присягой, соответствуют истине, то ряд служащих суда, на котором вы председательствуете, совершили уголовно наказуемые деяния. Выходит, они лгут напропалую, тогда как Рите Гомес самое время занять место по правую руку от Пресвятой Девы Марии.
– Я отдаю себе отчет в своих обязанностях, – ледяным тоном отвечает ему Мартинес. – Но все равно благодарю за напоминание.
– Никоим образом не хочу выразить вам неуважение, господин судья, – отвечает Робертсон, решая немного покаяться, – но дело в том, что я не верю ей. За все годы авдокатской практики мне не приходилось встречать более непредсказуемого и противоречивого свидетеля.
Мартинес бросает на него взгляд из-под полуопущенных ресниц.
– Когда она выступала свидетельницей с вашей стороны, вы ей верили.
На его месте я привел бы тот же самый довод.
– Потому что ее показания не противоречили остальным фактам по данному делу, – парирует Робертсон. – А то, что мы слышим сегодня, лишено всяких оснований.
– Не могу с вами согласиться, – качает головой Мартинес.
– Позвольте пояснить свое мнение на конкретном примере, – умоляющим тоном произносит Робертсон.
– Это было бы кстати, – сухо отвечает Мартинес.
Робертсон поворачивается к Рите.
– Вы сказали, что, когда агенты сыскной полиции Гомес и Санчес вас обнаружили, вы все еще неважно себя чувствовали после изнасилования.
– Да, это так. Мне на самом деле было еще очень плохо.
– Еще вы сказали, что они отвезли вас в больницу и там вам оказали помощь.
– Да.
– А что это была за больница, госпожа Гомес? Не помните?
– Точно не могу сказать. У меня перед глазами был сплошной туман. Я не обратила внимания.
– Но это была больница с травматологическим отделением? Они доставили вас в травматологическое отделение?
– Точно, в травматологическое отделение.
– А сама больница находится в Санта-Фе.
Она кивает.
– Ехать за тридевять земель не было нужды.
– А кто за все платил, госпожа Гомес? Вы сами?
– Да вы что! У меня таких денег нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174