Никто из них еще не проронил ни слова, но я уже знаю, кто вожак: весь его вид говорит об этом. Я обращаюсь но всем, все они станут моими клиентами, если возьмусь их защищать (а я это сделаю), но говорить я начинаю с ним.
– Прежде чем мы займемся формальной стороной дела, хочу сказать, что мой гонорар – двести долларов в час плюс оплата всех моих личных расходов, всех побочных расходов, скажем, услуг следователей, а также всех прочих возможных расходов. Власти штата не дадут ничего.
Вожак еле заметно кивает, ему это не в диковинку.
– Тысячу вы платите сразу. Если я использую не всю сумму, остаток верну.
Снова еле заметный кивок. Его губы изогнулись в почти незаметной усмешке; судя по всему, это обычное выражение его лица. Во взгляде все разом – уверенность в себе, сознание собственного превосходства, презрение, гнев.
– Платить надо сейчас.
– Как скажешь. Только вытащи нас отсюда... прямо сейчас. – Голос у него тихий, такое впечатление, что он выдыхает слова. Как Марлон Брандо в фильмах о гангстерах.
Через стол я подвигаю бланк, который подтверждает их готовность платить и мое право получить деньги на заранее оговоренную сумму. Бросив взгляд на бланк, вожак коряво выводит свою подпись и возвращает его мне. Я сую бланк в нагрудный карман рубашки. Теперь пора переходить к делу.
– Я ознакомился с жалобой, – говорю, глядя им прямо в глаза. – Так это ваших рук дело? В любом случае я буду вас защищать, просто меня разбирает любопытство. Понятно, о чем речь?
Он читает мои мысли: можно солгать, если не хочется говорить правду, все равно я буду их защищать. Но он не хочет лгать. Наоборот, он негодует:
– Мы никогда там не были, никогда его не видели.
Я смотрю на предъявляемые им обвинения. Такого-то числа, в такое-то время «явились в указанное помещение и под угрозой применения оружия забрали двести пятьдесят долларов у господина Саида Мугамба, владельца и управляющего указанного заведения».
– Стало быть, вы не сунули этому господину пистолет под нос и не взяли у него деньги?
– Нет, черт побери! Это не в наших правилах. – Вы имеете в виду пистолет или деньги?
– И то и другое. Тем более такую мелочь.
Он говорит сущую правду, больше всего на свете эти парни боятся разоблачения. Если они решатся что-нибудь украсть, то позарятся на куда большую сумму, чем двести пятьдесят долларов.
– Я склонен вам верить. И, между нами говоря, закон тоже на вашей стороне.
По дороге сюда через двор мы с Робертсоном говорили об этом, он не в восторге от парней и был бы на седьмом небе от счастья, если бы наткнулся на нечто такое, что позволило бы привлечь их к ответственности. Четырьмя отщепенцами на улицах стало бы меньше, а он поимел бы неплохую рекламу. Но улик против них кот наплакал. Есть лишь свидетельство потерпевшего, который, несмотря на то что обвинение шито белыми нитками, указал на них еще до того, как Робертсон созвонился со мной. Я мог бы устроить скандал по поводу нарушения формальностей, но ведь они не стали роптать, а суд не принял бы дело к производству из-за отсутствия веских доказательств. Робертсон – прокурор и всегда был им, еще с тех пор, как после юридического факультета пришел на эту работу. У него склад ума настоящего полицейского, но он слишком принципиален, чтобы засадить за решетку без вины виноватого, даже таких ублюдков, как эти. Через несколько дней он отпустит их на все четыре стороны. Но уж если раскопает что-то, подтверждающее их вину, хотя мы оба уверены, что это не тот случай, то не упустит возможности отличиться.
– Когда нас могут выпустить? – Вожак в упор смотрит на меня, ему нужен ответ, четкий ответ.
– Примерно через час. Поскольку за вами ничего нет, выгоднее отпустить вас под залог. Денег у вас хватит?
– Сколько нужно?
– Возможно, я смогу устроить так, что с вас возьмут по ставкам, действующим в отношении групп лиц. По штуке с носа.
Он кивает в знак согласия.
– До начала предварительного следствия придется никуда не уезжать. Если попадетесь при попытке выехать из округа, то с меня взятки гладки.
– До есть до понедельника?
Я отрицательно качаю головой.
– Здесь вопросы решаются не так быстро. – Они выросли в городских джунглях, привыкли ездить куда душе угодно. – Постараюсь поднажать и добиться, чтобы ваше дело назначили к слушанию в пятницу.
У всех четверых вырывается стон.
– У нас дела, – говорит вожак.
– Знаю. Вот и займетесь делом, проведете недельку в Санта-Фе, да так, чтобы комар носа не подточил. – Я встаю. – Через час вас выпустят. Вот номер моего телефона, – добавляю я, царапая его на клочке бумаги, – когда вас выпустят, позвоните, чтобы знать, где вас найти. Все идет нормально, – ободряю я их, – до обеда в пятницу вы свободны.
Надзиратель распахивает железную дверь. Перед уходом я бросаю взгляд в застекленную прорезь и вижу, что они смотрят на меня в упор. Не приведи Господь, если отношения с новыми клиентами у меня не сложатся!
9
Труп в Альбукерке привозят на фельдшерской машине службы «скорой помощи» округа. По законам штата после каждого убийства должно производиться вскрытие. В случаях, подобных нынешнему, когда речь идет о необъяснимом, гнусном, возможно, культовом преступлении или о мести, вскрытие проводят в патологоанатомической лаборатории медицинского факультета университета под руководством специального судьи, коронера штата доктора медицины Милтона Грэйда. Эта лаборатория лучшая в штате, а Милтон Грэйд – лучший специалист своего дела. В прошлом он был президентом Американской ассоциации судебно-медицинских экспертов и, несмотря на преклонный возраст, до сих пор полон кипучей энергии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174