– Сейчас не тот случай, чтобы ходить вокруг да около. – Все зависит от того, что еще выплывет наружу.
Они моргают, с трудом переводят дух. Все, кроме Одинокого Волка, на лице которого не дрогнул ни один мускул.
– С каждого, – добавляю я.
Они ошарашены, даже Одинокий Волк, хотя он и старается не подавать виду.
– Мы заплатим, – упрямо заверяет он меня.
– Половину – сейчас.
– Я же сказал, что заплатим. – Он признает только один вид езды – вперед, на полной скорости. Остальные смотрят на нас, нервничая, довольствуясь ролью зрителей в игре, где многое поставлено на карту.
Гусь откашливается.
– Нам нужно посоветоваться.
– Погодите! – быстро вставляю я.
Они оборачиваются.
– Я возьму с вас не как обычно, а со скидкой. Одинокий Волк пристально смотрит на меня.
– Почему?
– Потому что я верю в это дело. Потому что вам нужен я, нужен лучший из лучших.
Точнее говоря, потому что вы нужны мне. Я остался без работы и не могу позволить себе хлопать ушами. Не только из-за денег, но и из-за известности, рекламы. Не так уж часто встречаются такие скандальные дела, тут речь не только о звонкой монете – мне необходимо оставаться на виду.
– Так сколько? – спрашивает Одинокий Волк.
– За все про все – сто пятьдесят кусков, и тогда я, пожалуй, возьмусь за ваше дело. За меньшую сумму не найдется адвоката, который сумеет вас защищать; если запросят меньше, значит, врут.
Одинокий Волк не сводит с меня глаз.
– Мы заплатим. Если это окончательная сумма.
– Нам придется постараться, чтобы она такой осталась.
Они улыбаются.
– Нам нужен лучший из лучших, – говорит Гусь. – И это ты, старина! А деньги свои ты получишь, обещаем!
Конечно, получу. Хотя и знать не хочу, как они нажиты. Обычно адвокаты и знать не хотят, как нажиты деньги их подзащитного, вот и я не хочу.
– Будем надеяться, вам не придется тратить слишком много. Мне лично кажется, что шансов на то, что это дело пойдет дальше большого жюри, кот наплакал.
– А сколько же именно?
– Ну, один к двадцати. – Приходится тыкать пальцем в небо.
Они приободряются.
– Если только все это время ты будешь нашим адвокатом, – говорит Одинокий Волк. – Ты пришелся мне по душе, старина!
Со вторым пунктом тоже ясно. Я знаком с их прошлым, за ними ходила дурная слава, за что они и поплатились, но ни одному из них еще не предъявляли обвинение в убийстве.
– Если они будут настаивать на предъявляемых вам обвинениях, если смогут убедить большое жюри поверить в них, вам придется предстать перед судом: тогда я – один из ваших адвокатов. Либо, – я наскоро перестраиваюсь, прежде чем они успевают проронить хотя бы слово, – я адвокат только одного из вас.
– Что ты хочешь этим сказать? А, черт побери? – Встав с места, Одинокий Волк наклоняется надо мной.
– Сядь! – приказываю я. – Да сядь, черт бы тебя побрал!
Он бросает на меня злой взгляд, но послушно садится. Вид у всех растерянный, тревожный.
– Значит, так, – поясняю я. – При предъявлении обвинения в убийстве я могу защищать только одного из вас. Поступить иначе нельзя, это противоречит этическому кодексу коллегии адвокатов, так что уважительная причина налицо. Здесь речь идет о столкновении интересов.
– К черту столкновение интересов! Ты тут важная птица! Ты нужен нам! Всем нам!
– У нас в штате масса хороших адвокатов, – качаю я головой, – специализирующихся на уголовных делах. Среди государственных защитников подобралась команда блестящих адвокатов по уголовным делам. На вашем месте я бы к ним и обратился.
– Мы с тобой – разного поля ягоды, – спокойно отвечает Одинокий Волк.
– В любом случае, такова общепринятая практика, – говорю я тоном, не допускающим возражений. – Здесь, да и где угодно. И не надо думать, будто здесь каждый сам по себе, – продолжаю я, – нам друг от друга никуда не деться, нам придется действовать сообща. Это все равно что нанять четырех адвокатов по цене...
– ...помноженной на четыре, – подхватывает Одинокий Волк. Он бросает взгляд на остальных, давая понять, кто тут главный, потом поворачивает лицо ко мне. – Чему быть, того не миновать. – Он буравит меня взглядом. – И когда же они увидят остальных трех гениев?
Итак, теперь я официально являюсь его адвокатом. Я не сомневался, что так оно и выйдет. Остальные даже не пикнули.
– Будем надеяться, что никогда. Большое жюри не может вынести вердикт о привлечении вас к суду на основании того, о чем вы мне рассказали.
– Твоя правда.
– Отлично. А раз так, то и необходимость в том, чтобы ваши интересы представлял кто-то еще, отпадет. – Я направляюсь к выходу, затем как бы между делом поворачиваюсь к ним, словно меня только что осенило.
– На всякий пожарный я наведу справки. В случае чего надо, чтобы под рукой были лучшие из лучших.
До Эйнштейна им далеко, но они улавливают скрытый смысл сказанного.
– Ты же только что сказал, что они нам ни к чему.
– Верно. Но я же адвокат и приучен не сбрасывать со счетов любую возможность, ничего не попишешь – так советует Павлов.
Интересно, клюнули или нет, с тайной надеждой спрашиваю я себя, глядя на них. Вряд ли.
– Увидимся утром. – Надзиратель широко распахивает передо мной дверь. Выходя, я ловлю лукавую ухмылку Одинокого Волка.
– Если мы сами не захотим с тобой увидеться. Дверь с шумом захлопывается. Отныне мы связаны круговой порукой.
Впрочем, нет худа без добра: я со злорадством представляю, как изумятся Фред и Энди, увидев меня завтра утречком свежим как огурчик. Шагая через тюремный двор, погруженный в вечерний палящий зной, я тешу себя этой картиной.
13
Семь утра. Уже два часа, как я заперся у себя в кабинете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174