— Что случилось? Ты все время молчишь.
К чести Пенелопы, она довольно сносно справилась.
— Я боюсь, небольшая головная боль.
— Да, да, Энтони, — сказала Вайолет, — Все же выступи вперед и сделай это объявление, чтобы после него Колин и Пенелопа могли вместе танцевать вальс. Она не может уехать, пока ты это не сделаешь.
Энтони кивнул, соглашаясь, затем двинулся вместе с Колином и Пенелопой в центр зала. Горнист издал громкий пронзительный звук на своей трубе, приказывая завсегдатаям вечеринок успокоится, и немного помолчать.
Все они повиновались, возможно, потому, что надеялись, следующее объявление будет о леди Уислдаун.
— Леди и Джентльмены, — начал Энтони громко, принимая бокал шампанского от лакея. — Я знаю, что вы все заинтригованы недавним вторжением леди Уислдаун на наш прием, но я должен попросить вас вспомнить нашу сегодняшнюю цель приема, для чего мы все здесь сегодня собрались
Это должно было быть совершенное мгновение, подумал Колин беспристрастно. Это должна была быть ночь триумфа Пенелопы, ее ночь, она должна сиять и сверкать, показывая всему миру, какой прекрасной, чудесной, и умной она на самом деле была.
Это должна была быть его ночь, чтобы его намерения стали хорошо и по-настоящему всем известны, чтобы он мог удостовериться в том, что каждый вокруг знает, он выбрал ее, и что тоже важно, она выбрала его.
А все, что он сейчас хочет, это схватить ее за плечи, и трясти ее до тех пор, пока у него хватит сил. Она подвергла себя опасности. Она сделала возможной будущую довольно большую опасность для себя.
— Как глава семьи Бриджертон, — продолжал Энтони, — Я испытываю большую радость всякий раз, когда мой брат или сестра выбирают себе невесту. Или жениха, — добавил он с улыбкой, кивая Дафне и Саймону.
Колин посмотрел на Пенелопу. Она держалась очень прямо и неподвижно в своем ледяного цвета атласном платье. Она не улыбалась, что, должно быть странно и непонятно сотням людей, которые уставились на нее.
Но возможно, они думали, что она просто нервничает. Сотни людей смотрели на нее. Любой бы занервничал. Хотя, если бы кто-нибудь стоял рядом с ней так близко, как Колин, он бы смог увидеть панику в ее глазах, частое вздымание и опускание ее груди, поскольку ее дыхание становилось все более частым и беспорядочным.
Она боялась.
Хорошо. Она и должна была бояться. Бояться того, что может случиться с ней, если ее тайна вырвется наружу. Бояться того, что случится с ней однажды, если у них появится шанс ее раскрыть.
— Поэтому, — закончил Энтони, — Мне доставляет огромное удовольствие поднять бокал и сказать тост в честь моего брата Колина и его будущей жены, Пенелопы Физеренгтон.
— За Колина и Пенелопу!
Колин опустил взгляд вниз, и осознал, что кто-то уже вложил в его руку бокал с шампанским. Он поднял свой бокал, и начал поднимать ко рту, как ему в голову пришла мысль получше, и он прикоснулся своим бокалом к губам Пенелопы.
Толпа дико их приветствовала, а он наблюдал, как она сделал глоток, затем еще и еще, продолжая пить, до тех пор пока, он не убрал стакан от ее губ, сделав это до того, как она закончила.
Затем он осознал, что его ребяческая демонстрация силы и власти оставила его без напитка, в котором он ужасно нуждался, поэтому он выдернул бокал Пенелопы из ее руки и осушил его одним большим глотком.
Крики толпы лишь усилились.
Он наклонился и прошептал в ее ухо:
— Сейчас мы собираемся пойти танцевать. Мы собираемся танцевать до тех пор, пока остальные не присоединятся к нам, и мы больше не будем в центре внимания. Тогда, ты и я выскользнем наружу. А затем мы поговорим.
Ее подбородок дернулся в едва заметном кивке.
Он взял ее за руку и повел ее танцевать, положив другую руку на ее талию, поскольку оркестр заиграл начало мелодии вальса.
— Колин, — прошептала она, — Я не хотела, чтобы это случилось.
Он прикрепил фальшивую улыбку к своему лицу. В конце концов, это был первый его официальный танец с ней, показывающий его намерения.
— Не сейчас, — приказал он.
— Но —
— Через десять минут, у меня появится много чего, что необходимо будет сказать тебе, но сейчас мы просто танцуем.
— Я просто хотела сказать —
Его рука напряглась, и предостерегающе сжала ее руку. Она сжала губы, и быстро взглянула на его лицо, затем посмотрела через его плечо.
— Я должна улыбаться, — пробормотала она, все еще не глядя на него.
— Тогда улыбайся.
— Ты тоже должен улыбаться.
— Ты права, — произнес он, — Я должен улыбаться.
Но на самом деле он не улыбался.
Пенелопа испытывала сильное желание нахмуриться. Она испытывала сильное желание заплакать, но к ее чести, надо сказать, она так или иначе сумела приподнять уголки рта в слабой улыбке.
Весь мир наблюдал за ней — по крайней мере, ее весь мир — она знала, что они следят за каждым ее движением, запоминают малейшее изменение в выражение ее лица.
Она провела годы, ощущая себя невидимкой в обществе, и ненавидела это чувство. Сейчас она бы отдала все на свете, чтобы на несколько коротких мгновений, снова стать анонимной и невидимой.
Нет, не все. Она ни за что не отдала бы Колина. Даже если обладание им будет означать, что она всю оставшуюся жизнь будет находиться под тщательным изучением света, это будет стоит того. И даже если придется выносить его гнев и презрение в такие моменты, как этот, что может оказаться частью ее брака, это тоже будет стоить того.
Она знала, что он будет просто в ярости, из-за публикации ее последней колонки сплетен. Ее руки дрожали, когда она переписывала колонку заново, и она все время дрожала от страха, когда находилась в церкви Святой Невесты (так же как во время поездки к ней и от нее), уверенная в том, что он может в любой момент запрыгнуть к ней в экипаж, и откажется от свадьбы, поскольку он не перенесет, если окажется женатым на леди Уислдаун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117