— Святые небеса, — простонала Пенелопа.
Если бы грех смог принять твердую форму, он без сомнения был бы одним из кондитерских изделий. Предпочтительно с шоколадом.
— Неплохо, да?
Пенелопа подавилась эклером, закашлялась, разбрызгивая вокруг себя микроскопические кусочки сладкого крема из эклера
— Колин, — задохнулась она, пылко молясь, чтобы не одна из разбрызганных ее капель не попала по нему.
— Пенелопа, — он тепло улыбнулся, — Я так рад тебя видеть.
— И я.
Он качнулся на пятках — раз, другой, третий — затем сказал: — Ты отлично выглядишь.
— И ты, — проговорила она, слишком озабоченная куда отнести эклер, чтобы придать их беседе большее разнообразие.
— Чудесное платье, — сказал он, проводя взглядом по ее зеленому шелковому платью.
Она улыбнулась, с трудом найдя, что сказать: — Оно не желтое.
— Действительно, оно не желтое, — он улыбнулся, и лед был сломан.
Это было странно, подумала она, что ее язык с трудом повиновался ей в разговоре с человеком, которого она любила, но было что-то в Колине, помогавшее любому человеку почувствовать себя непринужденно при разговоре с ним.
Возможно, думала Пенелопа больше, чем один раз, одна из причин, по которой она его любит и есть то, что в его присутствии она чувствует себя комфортно.
— Элоиза сказала мне, что ты был на Кипре, — произнесла она.
Он усмехнулся.
— Не мог сопротивляться желание побывать на месте рождения Афродиты.
Она улыбнулась в ответ. Его добрый юмор был заразителен, даже учитывая то, что последнее, о чем ей бы хотелось говорить, так это об Афродите, богине любви и красоты.
— Там также солнечно, как говорят? — спросила она, — Нет, забудь, что я сказала. Я могла бы догадаться и по твоему загорелому лицу.
— Я действительно немного загорел, — ответил он, кивая, — Моя мама была близка к обмороку, когда увидела меня.
— Я уверена, это от радости, — сказала Пенелопа. — Она ужасно тосковала по тебе, когда ты уехал.
Он наклонился к ней.
— Ладно, Пенелопа, надеюсь, ты не собираешься пилить меня? Так же, как моя мать, Энтони, Элоиза и Дафна. Я скоро умру от чувства вины.
— И не Бенедикт? — не могла не вставить язвительное замечание Пенелопа.
Он посмотрел на нее немного раздражительно.
— Его нет в городе.
— Ах, ну, в общем, это объясняет его молчание.
Он, сузив глаза и скрестив перед собой руки, сердито посмотрел на нее:
— Разве ты раньше была все время такой нахальной?
— Я просто хорошо это скрывала, — скромно ответила она.
— Теперь понятно, — сказал он сухим голосом, — Почему вы такие близкие подруги с моей сестрой.
— Я предполагаю, ты хотел сделать мне комплимент?
— Я совершенно точно уверен, что подвергнул бы лишней опасности свое здоровье, если бы намеривался сделать что-либо иное.
Пенелопа стояла рядом с ним, думая, что ответить на такое остроумное возражение, когда услышала
странный, хлюпающий звук, как будто что-то шлепнулось. Она посмотрела вниз и увидела большой желтоватый кусочек крема, выпавший из ее полусъеденного эклера, и приземлившийся на деревянный пол. Она подняла взор, чтобы посмотреть прямо в такие — ох — красивые зеленые глаза Колина, веселые и смеющиеся, в то время как он пытался сохранить серьезное выражение лица.
— Ладно, сейчас мне немного стыдно, — сказала Пенелопа, решая, что единственный способ не умереть от стыда, было заявить крайне очевидный факт.
— Я предлагаю, — сказал Колин, приподнимая вопрошающе бровь, — сбежать отсюда.
Пенелопа посмотрела вниз на эклер, уже без крема, но который она все еще держала в руке. Колин ответил ей кивком на близлежащее растение.
— Нет! — резко сказала она, широко открыв глаза.
Он наклонился ближе.
— Я думаю, ты сможешь.
Ее глаза перебежали от эклера на растение, затем обратно на лицо Колина.
— Я не могу, — пробормотала она.
— Люди совершают и более неприглядные выходки, эта же довольно умеренна, — указал он.
Это был вызов, и Пенелопа, имеющая иммунитет к таким детским выходкам, поняла, что не поддаться очарованию зеленых смеющихся глаз Колина невозможно.
— Ну, хорошо, — сказала Пенелопа, выпрямляя плечи, и бросая эклер прямо в горшок с растением.
Она сделала шаг назад, словно осматривая свою работу, и оглянулась вокруг, заметил ли ее проделку, кто-нибудь еще, помимо Колина. Колин следил за ней, затем подошел ближе, и повернул горшок так, чтобы листья растения закрыли эклер.
— Я не думал, что ты все-таки решишься на это, — сказал Колин.
— Как ты и говорил, это было все-таки ужасно нахально.
—Нет, но это, кстати, любимая мамина миниатюрная пальма.
— Колин! — Пенелопа развернулась на месте, намериваясь бежать обратно к горшку с растением и вытащить оттуда эклер. — Как ты мог, позволить мне! — Подожди-ка секунду.
Она выпрямилась, сузив глаза: — Это ведь не пальма.
— Разве, нет? — удивленным голосом спросил Колин.
— Это миниатюрное апельсиновое дерево.
Он моргнул.
— Оно уже стало апельсиновым деревом?
Она нахмурилась на него. По крайней мере, она надеялась, что у нее хмурый вид. Было очень трудно хмуриться на Колина Бриджертона. Даже его мать, леди Бриджертона как-то заметила, что ему невозможно делать выговор. Он всего-навсего улыбнется и смущенно посмотрит, а затем скажет что-то веселое и смешное, и вы уже не можете стоять и злиться на него. Вы просто не сможете сделать это.
— Ты пытаешься заставить меня почувствовать себя жутко виноватой, — сказала Пенелопа.
— Каждый смог бы случайно спутать пальму с оранжевым деревом.
Она с трудом сдерживалась, чтобы не закатить глаза.
— Любой мог бы спутать пальму с чем угодно, но только не с апельсинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117