Он всегда был неравнодушен к копченому лососю. Фактически, он даже взял несколько кусочков с собой в экипаж, по дороге домой, глядя из окна экипажа, как льет дождь.
* * *
Когда Бриджертоны устраивали приемы, они делали это достойно.
Когда же Бриджертоны устраивали обручальный бал … ну, если бы леди Уислдаун все еще писала, потребовалось бы, по крайней мере, три колонки, чтобы полностью описать это событие.
Даже этот бал, устроенный буквально в последнюю минуту (из-за того, что ни леди Бриджертон, ни миссис Физеренгтон не хотели давать возможность своим детям передумать в течение долгого обручения) был легко квалифицирован, как главный бал сезона.
Хотя, большей частью этот бал, иронически подумала Пенелопа, имел мало общего непосредственно с балом, и ничего не мог поделать с продолжающимися предположениями на тему о том, почему Колин Бриджертон выбрал такую женщину, как она, чтобы сделать ее своей женой.
Это было даже хуже того момента, когда Энтони Бриджертон женился на Кэйт Шеффилд, которую, как и Пенелопу, никогда не считали бриллиантом чистой воды. Но, по крайней мере. Кэйт не была такой старой, как она. Пенелопа даже не могла сосчитать, сколько раз, она слышала словосочетание старая дева, которое шептали за ее спиной за последние несколько дней.
Но хотя сплетни были крайне неприятны, по настоящему, ее это не волновало, потому что она все еще плавала в облаке ее собственного счастья. Женщина не может провести всю свою взрослую жизнь, любя одного единственного мужчину, и не быть почти бестолковой от счастья, когда этот мужчина просит ее выйти за него замуж.
Даже если она сама не могла понять, как это все случилось.
Это случилось. Это все, что имело значение.
И Колин был всем тем, что только могла женщина мечтать увидеть в своем женихе. Он, словно клеем приклеенный, находился рядом с ней весь вечер, и Пенелопа не думала, что он делает это лишь для того, чтобы защитить ее от сплетен. По правде, говоря, он, казалось, совсем не обращал внимания на все эти разговоры.
Это было почти так, словно … Пенелопа мечтательно улыбнулась. Это было почти так, словно Колин находился весь вечер рядом с ней потому, что хотел этого.
— Ты не видела Крессиды Туомбли? — громко прошептала Элоиза в ее ухо, в то время как Колин танцевал со своей матерью. — Она буквально позеленела от зависти.
— Просто у нее такое платье, — проговорила Пенелопа с довольно серьезным видом.
Элоиза засмеялась.
— О, как бы я хотела, чтобы леди Уислдаун продолжала писать. Она бы точно отпустила в ее сторону пару шпилек.
— Я думала, что предполагается, будто она и есть леди Уислдаун, — осторожно сказала Пенелопа.
— Вздор и чепуха! Я ни на секунду не поверила, что Крессида это и есть леди Уислдаун. И я также не верю, что ты могла в это поверить.
— Вероятнее всего нет, — призналась Пенелопа.
Она знала, что ее тайна будет гораздо лучше защищена, если она будет утверждать, будто поверила в рассказ Крессида, но любому, кто хоть немного ее знал, это будет казаться весьма подозрительным.
— Крессида просто хотела получить деньги, — презрительно продолжала Элоиза, — Или известность. А может быть и то, и другое.
Пенелопа посмотрела на свою Немезиду, находящуюся на противоположной стороне комнаты. Обычная толпа поклонников вокруг нее немного уменьшилась, но к ним прибавились новые люди, очевидно привлеченные слухом о том, что она леди Уислдаун.
— По крайней мере, она сейчас пользуется известностью.
Элоиза кивнула в ответ на это утверждение.
— Я никак не могу понять, почему она была приглашена. Ведь никакой любви между вами не наблюдается, и никому из нас она не нравится.
— Колин настоял на этом.
Элоиза повернулась к ней с открытым ртом. — Почему?
Пенелопа подозревала, что главной причиной, было недавнее заявление Крессиды о том, что она леди Уислдаун; большая часть общества не была уверена в том, действительно ли она лжет или говорит правду, но ни один из них не пожелал отказать ей в приглашениях на различные приемы, на всякий случай, вдруг она и в самом дели леди Уислдаун.
Поэтому Колин и Пенелопа не должны были выделяться, словно они думают иначе.
Но Пенелопа не могла открыть этого Элоизе, так что она досказала ей оставшуюся часть истории, которая, тем не менее, был правдой.
— Твоя мать не хотела лишних сплетен, которые возникнут, если отказать ей, и Колин сказал …
Она покраснела. Ей тогда, действительно, было очень приятно
— Что? — потребовала Элоиза.
Пенелопа не могла говорить, не улыбаясь при этом.
— Он сказал, что хочет, чтобы Крессида была вынуждена видеть мой триумф.
— Ох. Мой … Вот это да!
Элоиза выглядела так, словно ей срочно нужно было присесть.
— Мой брат влюбился.
Пенелопа покраснела еще сильнее.
— Он влюбился, — воскликнула Элоиза, — Он должно быть влюбился. Ох, ты должна была сразу мне все рассказать. Он сказал именно так?
Было что-то одинаково прекрасное и ужасное в том, чтобы слышать нескончаемый потом болтовни Элоизы. С одной стороны было просто чудесно разделить самые лучшие моменты своей жизни со своей лучшей подругой, и радость, и волнение Элоизы были удивительно заразными.
Но с другой стороны, они не гарантировали того, что Колин может ее любить. По крайней мере, он ничего не сказал ей об этом.
Но он действовал так, словно любил ее! Пенелопа цеплялась за эту мысль, старалась сосредоточиться на ней, а не на том факте, что он не сказал ей самых заветных слов.
Действия говорят громче любых слов, разве не так?
И его действия заставляли ее почувствовать себя принцессой.
— Мисс Физеренгтон! Мисс Физеренгтон!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117