— Она прекратила выбирать мне одежду с тех пор, как мне официально дали отставку. На девушку, не имеющую никаких перспектив на брачном рынке, не стоит тратить время и энергию, давая ей советы по части модной одежды. Она уже не сопровождает меня в поездках к модистке уже свыше года! Какое счастье!
Элоиза улыбнулась подруге. Одежда холодных тонов замечательно оттеняла кожу Пенелопы, придавая ей чудесный оттенок персика со сливками.
— Для всех было очевидно, что тебе нужно позволить самой выбирать себе одежду. Даже леди Уислдаун писала об этом!
— Я спрятала тот выпуск от матери, — призналась Пенелопа, — Я не хотела ранить ее чувства.
Элоиза заморгала, затем произнесла: — Это было очень мило с твоей стороны, Пенелопа
— В моей жизни есть моменты милосердия и такта.
— Кто-то сказал, — фыркнув, проговорила Элоиза, — жизненно необходимыми элементами милосердия и такта является способность не обращать внимание других людей на обладание этими качествами.
Пенелопа скривила губы, и подтолкнула Элоизу к двери.
— Тебе разве не пора идти домой?
— Убегаю! Убегаю!
И она убежала.
* * *
Довольно приятно вернуться в старую добрую Англию, подумал Колин, делая небольшой глоток отличного бренди.
Хотя, было что-то странное в том, как он любил возвращаться. Так же сильно, как он любил уезжать. В последующие несколько месяцев — возможно месяцев шесть — он будет снова испытывать тягу к отъезду, ну а пока, Англия в апреле прекрасна, как сверкающий бриллиант.
— Он хорош, не так ли?
Колин поднял глаза. Его брат Энтони стоял, облокотившись об его массивный письменный стол из красного дерева, приподнимая в приветствии свой стакан с бренди.
Колин кивнул.
— Я не осознавал, что я потерял, до тех пор, пока я не вернулся. Уза хороша по-своему, но это — он поднял свой стакан — просто божественно.
Энтони криво усмехнулся.
— И как долго ты планируешь остаться здесь на этот раз?
Колин подошел к окну и притворился, будто смотрит на улицу. Его старший брат почти не попытался замаскировать свою неприязнь к страсти Колина путешествовать. По-правде говоря, Колин его совсем не винил за это. Иногда было трудно отправлять письма домой; он предполагал, что его семье приходилось по месяцу, а то и по два, ждать от него весточки о его здоровье. Но пока он сам не осознает, каково быть на их месте — не зная, жив или мертв любимый человек, постоянно ожидая стука в дверь от почтальона — ему не хотелось оседать в Англии.
Время от времени, он просто должен был уехать. Невозможно было описать это по-другому.
Подальше от высшего света, считавшего его очаровательным повесой и никем более. Подальше от Англии, которая поощряла своих младших сыновей идти на военную службу или в духовенство. Ни то, ни другое занятие его совсем не устраивало. Даже подальше от семьи, безусловно, любившей его, но не понимавшей, что ему действительно хочется делать.
Его брат Энтони обладал титулом виконта, а с ним и бесчисленным множеством обязанностей. Он занимался недвижимостью, следил за семейными финансами, и заботился о благосостоянии бесчисленных арендаторов и слуг. Бенедикт, старше Колина на четыре года, приобрел славу хорошего художника. Он начал с карандаша и бумаги, а затем по настоянию жены перешел на масло. Один из его пейзажей, как раз сейчас висит в Национальной Галерее.
Энтони навсегда останется на генеалогическом древе их семьи, как седьмой виконт Бриджертон. Бенедикт будет вечно жить в картинах, даже после того, как оставит эту землю. А у него, Колина, нет ничего. Он управлял небольшим имуществом, переданным ему семьей, а также посещал различные вечеринки. Он и в мыслях не думал утверждать, что ему там не было весело, но иногда ему хотелось нечто большего, чем простое веселье.
Он хотел иметь цель в жизни.
Он хотел оставить хоть что-то после себя.
Он хотел, если не знать, то, по крайней мере, надеяться на то, что когда он умрет, его будут помнить по делам, а не по колонкам леди Уислдаун.
Он тяжело вздохнул. И нет ничего удивительного в том, что он так много времени проводит в путешествиях.
— Колин? — позвал его брат.
Колин повернулся к нему и моргнул. Он был совершенно уверен, что Энтони задал ему какой-то вопрос, вот только он затерялся где-то в его мыслях, и Колин забыл о нем.
— Ах, да. Верно, — Колин прочистил горло, — Я останусь здесь, по крайней мере, на оставшуюся часть Сезона.
Энтони ничего не сказал, но было трудно не заметить удовлетворенное выражение появившееся на его лице.
— Если на этом все, — сказал Колин, поворачиваясь и улыбаясь своей знаменитой улыбкой, — Кто-то ведь должен побаловать твоих детей. Я не думаю, что у Шарлоты достаточно кукол.
— Всего лишь пятьдесят, — согласился Энтони с невозмутимым видом. — Бедная девочка совсем заброшена.
— Ее день рождение будет в конце этого месяца, не так ли? Я думаю, мне не стоит ею пренебрегать.
— Говоря о днях рождениях, — сказал Энтони, усаживаясь в большое кресло за столом, — Мамин день рождения будет на этой недели в воскресенье.
— Почему же, ты думаешь, я так торопился?
Энтони приподнял бровь, и у Колина появилось ощущение, будто тот пытается решить, действительно ли Колин спешил попасть на день рождение мамы, или просто воспользовался упоминание о дне рождения.
— Мы готовим для нее прием, — сказал Энтони.
— Она позволила тебе? — удивился Колин.
По опыту Колина, женщина в таком возрасте, была просто не способна наслаждаться празднованием своего дня рождения.
— Мы настояли, прибегнув к небольшому шантажу, — объяснил Энтони, — Либо она соглашается на прием, либо мы оглашаем ее настоящий возраст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117