Его губы медленно ослабляли ее интеллект и разум и затуманивали мозги, но тем не менее, она не могла не заметить, что его волосы, ощущаются точно так же, как у Элоизы, волосы которой она расчесывала бесчисленное множество раз за годы их дружбы. Боже помоги ей…
Она захихикала.
Это привлекло его внимание, он отклонил голову, его губы сложились в удивленную улыбку.
— Прошу прощения?
Она покачала головой, стараясь стереть с лица улыбку, но ее попытка оказалась безуспешной.
— Нет, так не пойдет, — настаивал он, — Я не смогу продолжать, если не буду знать причины твоего хихиканья.
Она почувствовала, что ее щеки запылали еще больше, это показалось ей до смешного несвоевременно.
Она находилась здесь, совершенно неподобающе лежа на сиденье его экипажа, и только сейчас она решила благопристойно покраснеть?
— Скажи мне, — прошептал он, нежно покусывая ее ушко.
Она покачала головой.
Его губы отыскали на ее шее ту точку, где бился ее пульс.
— Скажи мне.
Все что она сделала — все, что она могла сделать — это застонала, и выгнула шею так, чтобы ему было удобнее.
Ее платье, частично расстегнутое, причем она даже не осознала, каким образом это было проделано, заскользило вниз, до тех пор, пока полностью не обнажилась ее ключица. Она с легкомысленным очарованием наблюдала за тем, как его губы скользят по ее коже, как они оказались в опасной близости от ее груди.
— Ты скажешь мне? — прошептал он, лаская и легонько покусывая ее кожу.
— Сказать тебе что? — пробормотала она, задыхаясь.
Его губы шаловливо передвинулись чуть ниже, затем еще ниже.
— Почему ты хихикала?
Несколько секунд Пенелопа не могла вспомнить то, о чем он говорит.
Его рука мягко накрыла ее грудь через ткань платья.
— Я буду мучить тебя до тех пор, пока ты не скажешь, — пригрозил он.
Пенелопа в ответ лишь изогнулась дугой на сиденье, выпячивая вперед грудь так, чтобы она удобнее разместилась в его руке.
Ей нравилось то, как он ее мучает.
— Понятно, — пробормотал он, одновременно сдвигая вниз лиф ее платья, и ласково проводя рукой по ее груди так, чтобы пальцами легко задеть ее сосок.
— Тогда, возможно, я — его рука остановилась и приподнялась, — остановлюсь.
— Нет, — простонала она.
— Тогда скажи мне.
Она склонила голову, словно загипнотизированная уставилась на свою грудь, обнаженную и открытую его пристальному взору.
— Скажи мне, — прошептал он, легонько дуя на ее грудь, словно прикасаясь к ней своим теплым дыханием.
Что-то сжалось внутри Пенелопа, глубоко внутри, в местах, о которых она никогда не вспоминала.
— Колин, пожалуйста, — сама, не понимая чего, попросила она.
Он улыбнулся, медленно и лениво, выглядя удовлетворенным, и в тоже время голодным.
— Пожалуйста, что? — спросил он.
— Прикоснись ко мне, — тихо прошептала она.
Его указательный палец опустился на ее плечо.
— Здесь?
Она отчаянно замотала головой.
Он передвинул руку и мягко провел по ее затылку.
— Ближе? — пробормотал он.
Она молча кивнула, ее глаза, все еще не отрывались от ее груди.
Он снова нашел ее сосок, его пальцы, медленно и дразняще, обегали спирали вокруг него, прикасались к нему, а она все смотрела, ее тело напрягалось все сильнее и сильнее.
Все что она могла слышать, это было ее собственное дыхание, горячее и тяжелое, со стонами срывающиеся с ее губ.
Затем —
— Колин! — его имя вырвалось из ее рта в странном полузадушенном крике.
Он просто не мог этого сделать —
Его губы, прикоснулись к ее соску, и прежде, чем она даже успела почувствовать его жар, ее буквально подбросило вверх от удивления и не только от него, ее бедра бесстыдно прижались к его телу, он обнял ее, прижимая к себе, и словно наслаждаясь этим.
— Ох, Колин, Колин! — задыхалась она, ее руки обняли его, прикоснулись к его спине, отчаянно ощупывая и прикасаясь к его мускулам, ничего не желая, кроме как держать его, прикасаться к нему, и никогда не позволить ему уйти.
Он дернул за свою рубашку, высвобождая ее из бридж, для нее это послужило сигналом, ее руки заскользили у него под рубашкой по горячей коже спины. Она никогда прежде не прикасалась к мужчине; она вообще так никогда не дотрагивалась до кого-либо, кроме, может быть, самой себя, но даже в этом случае, она не смогла бы так легко коснуться собственной спины.
Он простонал, когда она прикоснулась к нему, затем напрягся, когда ее пальцы заскользили по его горячей коже. Ее сердце буквально запрыгало от радости. Ему нравится; ему нравится, когда она к нему прикасается. У нее не было до этого вообще никакого опыта, она была несведущей в этом деле, но ему нравилось.
— Ты совершенство, — прошептал он, горячо обдувая ее кожу, его губы прокладывали дорожку из поцелуев по нижней части ее подбородка.
Его рот словно заявлял на нее права снова, в этот раз с возрастающим пылом. Его руки опустились на ее ягодицы, сжимая и лаская их, прижимая ее к своему возбужденному телу.
— О, Боже, как я хочу тебя, — задыхаясь, выдавил он, прижимаясь своим бедрами к ее телу. — Я хочу раздеть тебя, утонуть в твоей манящей глубине, и никогда не отпускать тебя.
Пенелопа застонала от желания, не в состоянии поверить, какое огромное количество удовольствия она смогла почувствовать, просто услышав эти простые слова. Он заставил ее почувствовать себя порочной, греховной, и — ох — такой желанной.
Она хотела, чтобы это никогда не закончилось.
— О, Пенелопа, — застонал он, его губы и руки становились все неистовее. — О, Пенелопа. О, Пенелопааа, о-о, —
Он поднял голову. Очень резко.
— О, Боже.
— Что случилось? — спросила она, безуспешно пытаясь подняться с сиденья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117