Крессида изящно склонила голову.
— Вы говорили, что дадите тысячу фунтов любому, кто разоблачит леди Уислдаун, — она пожала плечами, затем изящно сложила руки в жесте фальшивого смирения. — Вы не оговаривали, что я не могу разоблачить себя сама.
Леди Данбери поднялась на ноги, затем посмотрела на Крессиду, сузив глаза, и сказала:
— Я не верю, что это ты.
Колину нравилось думать, что он всегда учтив и невозмутим, но даже он задохнулся от этих слов.
Голубые глаза Крессиды яростно сверкнули, но она быстро взяла себя в руки, и сказала:
— Я бы удивилась, если бы вы не вели себя с такой степенью скептицизма, леди Колючесть. В конце концов, не в вашем характере быть доверчивой и кроткой.
(lady Dan-burry, Dan — устар. сударыня; burry — грубый, колючий, — прим переводчика)
Леди Данбери улыбнулась. Хорошо, возможно, это было не улыбка, но ее губы сделали какое-то непонятно движение.
— Я воспринимаю это, как комплимент, — проговорила она, — И поэтому позволяю тебе так со мной разговаривать.
Колин наблюдал безвыходное положение с интересом — и с растущей долей тревоги — когда леди Данбери неожиданно повернулась к Пенелопе, которая тоже поднялась на ноги вслед за леди Данбери:
— Что, вы об этом думаете, мисс Физеренгтон? — вежливо спросила леди Данбери.
Пенелопа вздрогнула от неожиданности, и попыталась что-нибудь сказать:
— Что … Я … Прошу прощения?
— Что ты думаешь? — настаивала леди Данбери, — Является ли леди Туомбли и в самом деле леди Уислдаун.
— Я… Я-я не уверена…Не знаю.
— Ох, полноте, мисс Физеренгтон, — леди Данбери уперла руки в бока, и посмотрела на Пенелопу с выражением, граничившим с раздражением. — Конечно, у тебя есть собственное мнение по этому вопросу.
Колин почувствовал, как сделал быстрый шаг вперед. Леди Данбери не имела права обращаться с Пенелопой в такой манере. И, кроме того, ему не понравилось выражение лица Пенелопы. Она выглядела попавшей в ловушку, словно лиса, загнанная на охоте, ее глаза посмотрели на него с паникой, которую он никогда прежде у нее не видел.
Он видел Пенелопу, испытывающую неловкость, он видел Пенелопу, испытывающую страдание и боль, но никогда не видел ее, по-настоящему, в панике. И затем, ему пришло в голову — она испытывает крайне неприятное чувство, когда находиться в центре внимания. Она могла дразнить и шутить над своим статусом девочки, не пользующей успехом и старой девы, и вероятно, ей хотелось бы немного больше внимания со стороны общества, но такое внимание … когда каждый уставился на нее и ждет ее слов.
Она была несчастна.
— Мисс Физеренгтон, — сказал Колин, мягко пододвигаясь к ней, — Вы выглядите уставшей. — Не хотите ли, чтобы я отвез вас домой?
— Да, — ответила она, но тут случилось нечто странное.
Она изменилась. Он не знал, как это описать. Она просто изменилась. Здесь, на балу у Максфилдов, рядом с ним, Пенелопа Физеренгтон стала кем-то еще.
Ее спина выпрямилась, и он мог поклясться, что от нее начал исходит какой-то странный жар, и она поспешно провговорила:
— Нет-нет, у меня еще есть что сказать.
Леди Данбери улыбнулась. Пенелопа посмотрела прямо на старую графиню, и проговорила:
— Я не думаю, что она леди Уислдаун. Я думаю, она лжет.
Колин инстинктивно ткнул Пенелопу в бок, но это не помогло. Крессида выглядела так, словно у нее в горле что-то застряло.
— Мне всегда нравилась леди Уислдаун, — сказала Пенелопа, ее подбородок выдвинулся, а осанка стала по истине королевской.
Она посмотрела прямо в глаза Крессиде Туомбли и добавила:
— Это просто разобьет мое сердце, если она окажется женщиной, подобной леди Туомбли.
Колин схватил Пенелопу за руку, и ободряюще пожал. Он не мог ничего с собой поделать.
— Хорошо сказано, мисс Физеренгтон! — воскликнула леди Данбери, делая жест восхищения. — Это именно то, что я думала, но не могла подобрать слова.
Она повернулась к Колину.
— Она очень умна, знаете ли.
— Я знаю, — ответил он, и странное чувство гордости заполнило его до краев.
— Большинство людей просто не замечают этого, — сказала леди Данбери, поворачивая голову так, чтобы ее слова были слышны — и не только ему одному — Колину.
— Я знаю, — пробормотал он, — И я замечаю.
Он улыбнулся поведению леди Данбери, явно уже вызвавшему злость у Крессиды, которая не любила, чтобы ее игнорировали.
— Я не должна быть оскорблена этой …этой мисс Никто! — кипятилась Крессида.
Она с яростью повернулась к Пенелопе и прошипела:
— Я требую извинений.
Пенелопа лишь медленно кивнула и сказала:
— Это твое право.
И больше она ничего не сказала.
Колин буквально физически ощутил, как его губы раздвигаются в широкой улыбе.
Крессида явно что-то хотела сказать (возможно, совершить акт насилия прямо здесь), но она сдержалась, и лишь резко отвернулась, по-видимому, сообразив, что Пенелопа среди друзей. Она была известна своей уравновешенностью, поэтому Колин не удивился тому, что она сдержалась, и, повернувшись к леди Данбери, проговорила:
— Что вы планируете сделать с этой тысячей фунтов?
Леди Данбери долго смотрела на нее, затем повернулась к Колину — о, Господи, последняя вещь, которую он хотел сделать, это быть вовлеченным в этот конфликт — и спросила:
— А вы, что думаете, мистер Бриджертон? Говорит ли наша леди Туомбли правду?
Колин церемониально ей улыбнулся.
— Вы, должно быть, сошли с ума, если думаете, что я выскажу свое мнение и влез в ваш спор.
— Вы, удивительно умный человек, мистер Бриджертон, — одобрительно сказала леди Данбери.
Он скромно кивнул, затем разрушил весь эффект, словами: — Я горжусь этим.
Но, черт подери, не каждый день, леди Данбери называла мужчину умным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117