А это, скорее всего, откроется. Против всего Лондона, жаждущего заполучить обещанную тысячу фунтов, у леди Уислдаун нет никаких шансов.
— Колин! Колин!
Он открыл глаза, задаваясь вопросом, как долго звала его Пенелопа по имени.
— Я действительно думаю, что тебе нужно прекратить волноваться об Элоизе, — сказала она. — В Лондоне сотни и сотни народу. Леди Уислдаун вполне может быть кем-то из них. Благодаря твоей способности детализировать, — она помахала пальчиками, чтобы напомнить ему об заляпанных чернилами пальцах Элоизы. — Ты сам мог бы быть леди Уислдаун.
Он посмотрел на нее довольно снисходительно.
— Исключая одну маленькую деталь — я отсутствовал в Лондоне большую часть времени.
Пенелопа проигнорировала его сарказм.
— Ты достаточно хороший писатель, чтобы вынести это.
Колин собирался было сказать что-нибудь забавное и не слишком грубое, в ответ на ее слабые аргументы, но правда была в том, что он был втайне сильно очарован ее словами ‘хороший писатель’.
И все что он смог сделать — это просто сидеть и глупо улыбаться немного чокнутой улыбкой.
— C тобой все в порядке? — поинтересовалась Пенелопа.
— Просто отлично, — ответил он, моментально приходя в себя, и стараясь придать своему лицу более нормальное выражение. — Почему ты спросила.
— Поскольку, ты внезапно стал выглядеть довольно неважно. Словно у тебя головокружение.
— Я в порядке, — проговорил он, возможно немного громче, чем это было необходимо. Я просто подумал о скандале.
Она издала осуждающий вздох, который раздражал его, потому что он не видел причины, по которой она могла бы почувствовать себя такой нетерпеливой с ним.
— Какой скандал? — спросила она.
— Который произойдет тогда, когда откроется, кто она, — произнес он.
— Она не леди Уислдаун! — настаивала она.
Колин резко выпрямился на стуле, его глаза засветились новой идеей.
— Знаешь, — сказал он, довольно напряженным голосом, — Не имеет значение, является ли она леди Уислдаун или нет.
Пенелопа тупо уставилась на него в течение нескольких секунд, затем пробормотала:
— Ну, где же еда. Я должно быть немного не в себе. Разве мы не провели последние десять минут, положительно сходя с ума, пытаясь узнать, кто она?
Словно в ответ на реплику, в комнату вошел Бриарли с тяжело нагруженным подносом. Пенелопа и Колин в молчании смотрели, как дворецкий раскладывал закуски.
— Не хотели бы вы, чтобы я разложил вам все по тарелкам? — спросил он.
— Нет, все в порядке, — быстро сказала Пенелопа. — Мы сможем справиться сами.
Бриарли кивнул, и как только разложил столовые приборы, и наполнил два стакана лимонадом, вышел из комнаты.
— Послушай меня, — сказал Колин, вскакивая на ноги, и прикрывая дверь так, чтобы дверь легко касалась дверного проема (но при этом технически оставалась открытой, чтобы нельзя было придраться к правилам приличия).
— Разве ты не хочешь что-нибудь поесть? — спросила Пенелопа, держа тарелку перед собой и заполняя ее различными мелкими закусками.
Он схватил кусок сыра, съел его в два, довольно неделикатных, укуса, затем продолжил:
— Даже если Элоиза не является леди Уислдаун — хотя, я все же думаю, это именно она — это не имеет значения. Потому что если я подозреваю, что она леди Уислдаун, то найдутся такие, которые ее так же будут подозревать.
— Ты так считаешь?
Колин понял, что протягивает вперед руки, и остановил их прежде, чем успел схватить ее за плечи и хорошенько потрясти.
— Это не имеет значения! Разве ты не понимаешь! Если кто-нибудь укажет пальцем в ее сторону, она будет погублена.
— Нет, — сказала Пенелопа, казалось, прилагая большие усилия, чтобы разжать зубы, — она будет погублена, если только она, и в самом деле, леди Уислдаун!
— Как ты сможешь доказать это? — спросил Колин, вышагивая туда-сюда. — Как только пойдут слухи, ущерб будет уже нанесен. Они дальше развиваются уже сами.
— Колин, у тебя напрочь исчез здравый смысл еще пять минут назад.
— Нет, ты дослушай меня, — он повернулся лицом к ней, и был захвачен чувством такой силы, что не смог бы отвести глаз от ее лица, даже если бы вокруг рушился дом.
— Предположим, я скажу всем, что я совратил тебя.
Пенелопа замерла.
— Ты была бы погублена навсегда, — продолжал он, приседая на корточки, возле края софы, так чтобы их лица находились на одном уровне.
— Не имело бы значения то, что мы даже не целовались. Это, моя дорогая Пенелопа, и есть сила слова.
Она выглядела застывшей, лицо ее сильно покраснело.
— Я … я не знаю, что сказать, — запнувшись, пробормотала она.
И затем произошла самая причудливая вещь в его жизни. Он внезапно понял, он тоже не знает, что сказать. Он совсем забыл о слухах и силе слова, обо всей этой ерунде, единственной вещью, о которой он мог думать в тот момент, это о поцелуе и …
И —
И —
Великий Боже, он хотел поцеловать Пенелопу Физеренгтон. Пенелопу Физеренгтон!
Он мог сказать — это то же самое, что поцеловать сестру.
Кроме одного — он украдкой бросил на нее взгляд; она выглядела необыкновенно привлекательной, и он удивился, как же он раньше не замечал, что она не его сестра, и к тому же довольно привлекательная молодая женщина.
Она определенно не была его сестрой.
— Колин? — его имя, шепотом слетело с ее губ, ее глаза восхитительно мигали и одурманивали, как это могло случиться, что он до сих пор не заметил, какого интригующего оттенка они были?
Как расплавленное золото возле зрачка. Он никогда не видел ничего, подобного этому, хотя он ее видел сотни раз до этого.
Он встал — внезапно, шатаясь, словно пьяный. Лучше всего, если они не будут на одном и том же уровне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117