Психоаналитическая теория ищет тот истори-
ческий момент, когда совершилось технократическое грехопадение че-
ловечества, отделившее и противопоставившее два мира: "мир внешний,
публичный, маскулинизированный, где царствует сила, и мир внутрен-
ний, домашний, женский, где царит забота"2. Образ Женщины служит
той великой метафорой, которая обозначает и поруганную, осквернен-
ную природу, и поруганную, претерпевшую насилие личность, и стра-
дающие от насильственных модернизаций и внутреннего колониализма
народы, сгоняемые в индустриальное гетто то под наганами большеви-
стских комиссаров, то по указке комиссий по планированию новых тер-
риториально-производственных комплексов. Технократическая власть
олицетворяет собой мертвящую бюрократическую рациональность, цель
которой - подавить жизнь и подчинить ее вездесущей производственной
машине. Поэтому и движения протеста выступают под знаком взбунто-
вавшейся чувственности - органики человеческой природы и культуры,
вырывающихся из состояния "мобилизованности". Здесь теоретики но-
вых социальных движений, в первую очередь женского и молодежного,
используют такие ключевые понятия психоаналитической теории, как
либидо и эдилов комплекс. В свое время Фрейд расшифровал трагедию
Эсхила "Царь Эдип" на языке своей антропологии, в основе которой
лежит теория социализации личности посредством преодоления подсоз-
нательных сексуальных влечений. Ребенок — это олицетворение буйства
жизни, не знающей границ и запретов. Эти запреты идут от отца, посте-
пенно помещающего своего ребенка из первобытного рая раннего детст-
ва в суровый мир обязанностей, долга и авторитета. Эдип, как известно,
по неведению убивает своего отца и женится на собственной матери.
Фрейд указывает, что в трагедии Эсхила, в основе которой лежит роко-
вое недоразумение, на самом деле говорится о нашем бессознательном
стремлении уйти от власти отца и связанных с нею запретов. Обручение
сына с матерью после убийства отца - это миф, соответствующий само-
сознанию молодежного и женского движений, выражающих протест
против технократического порядка и обслуживающей его морали успе-
1 Tourain A. La societe postindustrielle. P., 1969. P. 14-15.
2 Garaudy R. Pour L'avcnement de la femme. P., 1981. P. 29.
173
ха. Отец любит сына за его успехи, мать, напротив, любит по-
христиански: сын-неудачник ближе ее сердцу, чем преуспевший сноб,
нашедший себя в мире публичности. Мы указали на неофрейдистскую
интерпретацию женского и молодежного движения. Но не слишком ли
однозначна эта интерпретация? Молодежное и женское движение мож-
но интерпретировать двояко: и на языке модернизма и на языке постмо-
дернизма. В первом случае феминизм, в частности, может быть оценен
как движение женщин за равноправие. Тогда вся практика модерниза-
ции, связанная с урбанизацией и индустриализацией, с вовлечением
женщин в профессиональную жизнь, может быть оценена положитель-
но - как эмансипация. Модернизация создает базу для женской эманси-
пации, а эмансипация в свою очередь расширяет социальную базу мо-
дернизационного процесса, вовлекая в него профессионально и полити-
чески ангажированных женщин. То же самое можно сказать и о моло-
дежи. Молодежная эмансипация может быть истолкована на языке мо-
дерна. В этом случае противостояние молодежи поколению отцов может
совпадать с противопоставлением города деревне, прогресса - отстало-
сти, современного - традиционному. Не случайно социологи отмечают:
чем новее профессия, отрасль экономики, территориально-производст-
венная среда, тем моложе средний возраст занятой в них рабочей силы.
В этом модернистском измерении молодежь можно определить как осо-
бую социально-демографическую группу, предназначаемую „обществом
для ускоренного освоения новой профессионально-производственной,
научно-технической и социокультурной среды. Все движения авангар-
да - от политического до технического и художественного - являлись
молодежными по составу и менталитету. В этом смысле молодежный
миф первой половины XX в. можно расценить как авангардистско-
модернизаторский. В значительной мере это относится и к идеологии
феминизма, какой она сложилась в период между французской револю-
цией конца XVIII в. и русскими революциями начала XX в. И моло-
дежный и феминистский мифы выступали как разновидность гордого
мифа о Прометее — похитителе огня и ослушнике богов. Собственно,
вся социокультурная энергетика индустриальной эпохи основана на
этом прометеевом самоутверждении - богоборческой гордыне человека,
вздумавшего стать сверхчеловеком. Иное дело, что психология сверхче-
ловека далека от христианского универсализма: новый сверхчеловек
идентифицирует себя в противовес "отжившим людям", недочеловекам,
"врагам прогресса" и т.п. Поэтому процесс формирования сверх-
человека одновременно оказался и процессом невиданно жестокой по-
ляризации человечества на "авангард истории" и "навоз истории".
В какой же момент мифу модернизма начал противостоять другой
миф и каким, в частности, образом молодежное и женское движения
174
стали выступать под знаком этого альтернативного мифа? Какова связь
этого социокультурного поворота с переходом от индустриальной эпохи
к постиндустриальной? Прежние движения носили мобилизационный
характер, они способствовали расширению социальной базы системы
индустриального роста и могущества за счет вовлечения в нее маргина-
лов патриархальной семьи - женщин и молодежи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186