Но политический монополизм опасен и тем, что
препятствует своевременной реакции общества на проблемы нового
типа - такие, как экологическое загрязнение, преступность, наркома-
ния. И здесь "партии большинства" демонстрируют удивительную глу-
хоту, блокируя тем самым производство принципиального новых поли-
тических решений.
Постмодернизм совершает моральную революцию в политике, сни-
мая блокаду той или иной цензуры на производство политической про-
дукции самого разнообразного типа. У общества должен быть широкий
выбор среди множества альтернативных политических моделей — это
повысит его способность адаптироваться к неожиданным поворотам и
вызовам. Эти новые возможности, открываемые постмодернизмом, не
должны быть блокированы.
Переходя ко второму из поставленных выше вопросов, нельзя не от-
метить ряд парадоксальных эффектов политического постмодернизма.
Наиболее важным эффектом постмодернизма в интересующей нас об-
ласти является дробление поля политики и предельное ослабление цен-
зуры и репрессии в отношении различных маргинальных форм. Постмо-
дернизм, как уже говорилось, бросил вызов классическому просвещен-
ческому разуму, оспаривая две его главным презумпции:
относительно наличия магистральных путей и закономерностей ис-
тории;
относительно "решающего преимущества" крупных форм и единых
пространств.
При этом соответствующая "ирония" постмодернизма является не
столько оптимистической, сколько скептической. Постмодернизм реа-
билитирует многообразие как таковое, заявляя, что в мире нет инстан-
ции, облеченной правом отличать перспективное от неперспективного,
"правильное" от "неправильного". Постмодернистской критике в самом
деле удалось создать такие прорехи в строгом порядке бытия, что через
них хлынули на нас такие явления и формы, которые мы считали либо
вовсе не возможными, либо навсегда похороненными в "доцившшзо-
ванном прошлом". Этого вопроса мы еще будем касаться в разделе IV
"Традиционные и нетрадиционные субъекты политики".
121
I
Самой примечательной особенностью эпохи постмодернизма являет-
ся, то, что она породила особые виды маргинализма и архаики, которые
ускользают от цензуры современности потому, что являются не "в чис-
том виде", а в виде мутантных, или ублюдочных, форм. Судя по исто-
рическому опыту, культура, подобно природе, вырабатывает механизмы
отбора и выбраковки нежизнеспособных форм. В первую очередь такой
выбраковке подлежат ублюдочные формы, порожденные случайными
скрещиваниями. Веррятно, эти формы нарушают "логику" природы и
культуры, несут угрозу загрязнения "программ" вирусами.
Природа защищается от ублюдочных форм тем, что препятствует
появлению у них потомства. Культура также до сих пор справлялась с
их наплывом, создавая национальные и цивилизационные кодексы пове-
дения, которые выбраковывали различные формы "беспринципного"
эклектизма. Процесс секуляризации не устранил этой цензуры, а просто
изменил ее формы. И вдруг сегодня постмодернизм заявляет, что цензу-
ра культуры умерла, а потому "все позволено". Характерно, что в ответ
на этот вызов европейская культура "смолчала", и только на Востоке
активизировалась защитная реакция фундаментализма.
Как показывает постсоветский опыт, политический класс способен
злоупотреблять этим внезапным либерализмом культуры, поспешно
придавая политический статус ее экспериментальным или экзотическим
формам. В постсоветском пространстве появилось великое множество
политических активистов, патетически призывающих к "решительной
борьбе" за родную речь, за национальный стиль в музыке, дизайне и
одежде, за "право" носить украшенную самобытным орнаментом сороч-
ки, платки, сапоги и т.д.
Со своей стороны такой же политической "смелостью и решитель-
ностью" преисполняются носители экспериментально-новационных и
эмансипаторских мотивов, защищающих права сексуальных мень-
шинств, нудистов, однополых браков...
Налицо настоящий "постмодернистский призыв" гуманитариев в по-
литику. Привлечение гуманитариев понадобилось политическому классу
для того, чтобы организовать искусственный бум политических проек-
тов. Посредством политизированных гуманитариев рассчитывают вос-
создать в политической сфере столько же программ, платформ, спосо-
бов размежевания, альтернативных проектов, сколько нюансов порож-
дает в духовной сфере современное бесцензурное культурологическое
воображение. Как оценить этот беспрецедентный наплыв прежде пря-
чущихся в тень или вообще обреченных не родиться форм? Можно
предположить, что историческому разуму зачем-то понадобилось это
новое многообразие, и, подвергнув политику мощному облучению рас-
122
кованной культуры, этот разум создает мутации, способные дать обиль-
ный материал для нового отбора. Эта аналогия из области современной
селекционной генетики выглядит довольно убедительно, если учесть,
что многие ныне господствующие тенденции технической цивилизации
ведут в тупик экологической и духовной катастрофы и потому нужда-
ются в срочной блокировке и замене. Однако, как известно, именно
постмодернизм нам запрещает апелляции к историческому разуму и
прочим постулатам "высшей необходимости".
Очень возможно, что весь этот наплыв постпросвещенческой или
допросвещенческой экзотики просто является свидетельством декадан-
са: предельного ослабления социальной воли, отныне не способной со-
противляться любым соблазнам и даже откровенным патологиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186