— Прошлым летом я тоже не понимал. А теперь, как пуганая ворона, боюсь кустов. Осматривая больного, стараюсь не пропустить ни одной мелочи. Не распознанный вовремя тромбофлебит иногда приводит к тому, что мы имеем в данном случае. Вот я и доискиваюсь: не закупорена ли у Черемашко какая-нибудь вена или капилляры? Буду счастлив, если мои поиски окажутся напрасными.
Пока самозваный председатель обдумывал услышанное, Шостенко-младший спросил у Друзя:
— У Черемашко взята кровь на протромбин?
Тот нервно потер себе виски и открыл глаза.
— Ну конечно... Ты в самом деле думаешь...
— Ничего не «в самом деле»! — совсем уже бесцеремонно перебил Танцюра своего патрона.— Этак и к воробьиному чириканью можно пришить пуговицу.— Он всем корпусом повернулся к Шостенко-младшему: — Уж не показалось ли вам, дорогой коллега, небо с овчинку?
Сергей Антонович повторил:
— Значит, ты думаешь, что...
Гость сочувственно глянул на Друзя: не предполагаю, мол, а уверен. А Танцюре снова ответил так, словно тот был вправе его допрашивать:
— Повторяю: я первый обрадуюсь, если ошибусь.— Чем дальше, тем угрюмее он становился.— Подавляющее большинство хирургов за всю жизнь ни разу не встречались с таким парезом кишечника, как у Черемашко. А я... кажется, у меня это вторая встреча. В первый раз я встретился с ним прошлым летом. В нашу больницу «скорая помощь» привезла человека в таком же состоянии. О клинических исследованиях не могло быть и речи, пришлось сразу же положить больного на стол. Во время операции обнаружилось, что одна из артерий, питающих кишечник, перекрыта тромбом... или эмболом. А началось все, как потом выяснилось, терпимого и поэтому не сразу распознанного тромбофлебит
та... Сделал я этому больному все, что было в моих силах. Четыре дня не выходил из больницы. А на четвертую ночь...— Руки у Шостенко-младшего дрогнули, и он спрятал их за спину.— Было ли у тебя такое, Сергей, или у твоего помощника? Хоть раз вы почувствовали себя беспомощными людьми, которые занялись не своим делом, почти убийцами? А впрочем, где уж вам... У нас молодых исследователей заботливо оберегают и от неприятных переживаний, и от самостоятельности...
Сергей Антонович ссутулился. Неугомонный Александр Семенович задал новый вопрос:
— Итак, вы считаете, что у нашего больного тромбоэмболическое заболевание?
Велико же терпение у Шостенко-младшего! Он вежливо ответил:
— Разве вы не слышали, как Черемашко сказал, что у него вот уже второй год побаливает нога?
— Очень хорошо слышал. Но ведь он с шестнадцати лет стоит у станков. Да и не такая это была боль, чтобы бегать с нею по врачам и поликлиникам...
— А кончилось тем,— позволил себе Шостенко-младший перебить Танцюру,— что его привезла к вам «скорая помощь».
Но убедить в чем-нибудь Танцюру не так просто.
— Не понимаю, зачем вы все это нам говорите. Ведь в вашем случае это ничем не помогло!
Шостенко-младший ответил еще вежливее:
— Я уже имел честь сообщить вам: о тромбофлебите у моего больного я узнал лишь после его смерти. Но если бы я и знал об этом раньше...— Он безнадежно махнул рукой.— Вообще оперативное вмешательство при инфаркте кишечника помогает пока что только в двух-трех случаях из ста.
Женя сильнее прижалась спиной к двери. Похоже на то, что Танцюра в чем-то прав.
Как можно с таким спокойствием говорить о вещах, от которых кровь стынет? Зачем гость Сергея Антоновича так подробно рассказал о своем поражении? Хочет внушить своим собеседникам, что то же самое ждет и их? Сам боится и других пугает?
Если так, то Танцюра молодец: не позволяет сбить с толку своего патрона.
Но и Сергей Антонович, кажется, не из трусливых.
Его палка что-то чертит на полу, а он 'сосредоточенно вглядывается в невидимый чертеж, и слова обоих спорщиков как бы пролетают мимо него.
Когда же его друг замолчал, он добродушно спросил у Жени:
— Ну как? Будете настаивать?..
Девушка оттолкнулась от двери.
— Буду!
Она сказала бы это, даже поверив молодому Шостенко.
Профессорский сын посмотрел на нее так, словно перед ним стояла не медицинская сестра, а девчонка, и вдруг запел:
— «Дитя, не тянись весною за розой...» — и, прервав песню, нравоучительно заявил:—Слишком вы еще молоды, девушка. Даже о том не знаете, что роз в нашем деле за шипами не видно. Они вас всю исколют.
Женя рванулась было к этому новоявленному проповеднику осторожности. Мало, видно, отстегал его Александр Семенович, так она добавит! Слишком много напрашивалось Самых едких словечек о паникерах и перестраховщиках, но Женя выкрикнула лишь то, о чем непременно надо было напомнить Сергею Антоновичу — его собственными словами напомнить:
— Нет, не для того поместили Василя Максимовича в четвертую, чтобы он... Он не умрет!
Ее голос потонул во внезапном грохоте. Вслед за ним раздалось:
— Верно, Женя! Мы не из трусливых!
Это Александр Семенович опустил на стол свою сильную, как у молотобойца, руку. Тот из молодых, да ранний помощник Друзя, который умел отнестись с гордым пренебрежением даже к пощечине. И сейчас он не кричал. Он высокомерно проскандировал эти шесть слов, и они прозвучали как стихи. Да так грозно, что Сергей Антонович изумленно выпрямился, а у нового стажера приоткрылся рот. *
— Инфаркт кишечника! — продолжал допрос Танцюра.— Ну и что? Прятаться от него в кусты? Зачем же вы нас запугиваете? Пусть ваши страхи останутся с вами. А мы не только вытащим Черемашко из пропасти, но и найдем верный способ повысить те самые два процента, за которыми вы прячетесь. Именно для этого и создан
наш институт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54