У меня возражений нет. Уверен, что у вас их тоже не будет...
— Я зашел к вам,— перебил его Шостенко-старший,— по другому вопросу.
— Я слушаю.
Отец не глянул в сторону сына. Зато отошел от двери, не прикрыв ее,— ясно дал понять сыну, чтобы он убирался отсюда.
Если бы они были вдвоем, все," что обещал Игорь своей жене ночью, мгновенно вылетело бы у него из головы. А отец, кажется, только этого и ждал.
Игорь вышел с высоко поднятой головой. А закрывая двери, не мог не заметить, что у отца вовсе не олимпийский вид — он остервенело впился взглядом в Каранду, и брови его угрожающе шевелятся.
Федор Ипполитович шел к Андрею Петровичу, чтобы прямо с ходу, но осторожно выяснить, правильно ли его субботнее предположение, действительно ли оскорбленный директор постарается превратить сегодняшнюю пятиминутку в дискуссию о состоянии научно-исследовательской работы в институте? И только в том случае, если бы его предположение оказалось правильным, он прозрачно намекнул бы: Андрею Петровичу не следует, мол, вмешиваться в дела, ведать которыми поручено известному ученому — у интеллигентных людей это расценивается как бестактность, а если сказать попросту... Нет, вспоминать домашних животных, которых пословица приглашать к столу не рекомендует, еще рано.
Разговор должен был мирным путем положить конец стремлениям директора к самостоятельности в вопросах, до которых он еще не дорос. Кроме того, следовало выяснить, действительно ли в институте может появиться
стажер из Луганской области. Если бы директор подтвердил это, Федор Ипполитович выразил бы пожелание взглянуть на новоприбывшего до того, как тот будет оформлен: он хочет лично убедиться, что прислан достойный кандидат.
И неожиданно первым, кого увидел Федор Ипполитович в кабинете Каранды, был его сын.
...Придя в себя, Игорь резко повернулся, хотя казалось, что ноги его утратили способность сгибаться. Федору Ипполитовичу почему-то стало жутко. Он не мог ни закрыть глаза, ни оторвать их от спины сына. Неужели не оглянется? Неужели молча выйдет? Неужели никогда не вернется? А в горле застрял крик:
«Куда ж ты?»
Дверь захлопнулась.
Отец обессиленно опустился в кресло и не сразу смог взглянуть на директора.
Так вот он каков, этот Каранда...
Когда-то Федор Ипполитович охотно поддержал его кандидатуру на пост директора научного учреждения, созданного высокоодаренным Дмитрием Кирилловичем Шаниным и его ближайшим учеником и прославленного ими обоими. А позавчера Федор Ипполитович чуть-чуть не поехал с этим субъектом на охоту.
Ну, посмотрим, чем ты станешь без поддержки Шостенко...
И до чего докатился Игорь! Пытается проникнуть сюда через черный ход. Как это низко...
Наконец к Федору Ипполитовичу вернулся дар речи:
— Как прикажете это понимать?
Андрей Петрович ткнул папиросу в пепельницу и, подняв невинные глаза на профессора, начал:.
— Если вы о том, что произошло между нами позавчера...
Профессор далеко не дипломатично повысил голос:
— Я спрашиваю: когда именно Луганский или какой там у дьявола здравогдел рекомендовал нам этого стажера?
Каранда секунду подумал.
— Точно не помню. Месяц или два тому назад.
— Когда вы дали свое согласие?
— Я, как вам известно, не бюрократ.
— И не сказали мне ни слова?
Каранда сел к столу. Не спеша вытащил из пачки еще один демократический «Беломор», старательно раскурил его, отчего между собеседниками образовалась дымовая завеса.
—- Разрешите напомнить вам, Федор Ипполитович, что таким пустяком, как прием стажеров, вы никогда себя не обременяли. Вы раз навсегда заявили, что вам не до этого.
— Но в данном случае...
— В данном случае я был уверен, что возражений у вас не будет.
Каранда ответил тем наивным тоном, который задевает больнее, чем насмешка. И Федор Ипполитович дал волю своему гневу:
. — Не юродствуйте!
Из-за табачного облака ничего не донеслось. Но на стол тяжело легли директорские руки, уверенные в себе руки опытного хирурга. А когда облако рассеялось, на лице Андрея Петровича от обычного добродушия не осталось и следа.
— Если вы пришли ссориться, Федор Ипполитович...
Что имел в виду Каранда, было ясно.
Но профессор Шостенко давно отвык брать свои слова обратно. Тем более — сказано далеко не все. А выскажется профессор только теми словами, какие подвернутся первыми.
И Каранда все это проглотит. Он или навсегда потеряет охоту действовать по-своему, или...
Директор передвинул на столе пресс-папье.
— Субботнее настроение, Федор Ипполитович, к сожалению, вас не покинуло.— Никто не услышал бы в его голосе ни злости, ни даже легкой иронии.— Я не против того, чтобы мы с вами обменивались мнениями о наших кадрах или о том, что лишило вас равновесия в субботу. Но, по-моему, это лучше делать тогда, когда мы ^состоянии подбирать разумные выражения. Сейчас, я боюсь, мы ни до чего не договоримся.
Федор Ипполитович уселся поудобнее. К чему, собственно, эти турусы на колесах? С какой стати? Не он при директоре, а директор при нем!
— А я и не собираюсь с вами договариваться. Прежде всего — вы не посмеете заговорить на пятиминутке о
вопросах, по поводу которых пытались возражать мне в субботу.
Кажется, Каранда пожал плечами, и упрямее стал его взгляд. Федор Ипполитович не пожелал этого заметить. Что ему до суждений этого чиновника! Он в институте для того, чтобы член-корреспондент Академии медицинских наук, его помощники и соратники могли работать в полную силу.
Все же Федор Ипполитович расслышал:
— Я всегда считал, что пятиминутка неподходящее место для таких бесед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54