Но не о том, что было, О том, что должно быть,
Вадик запротестовал:
— Но то, что вы только что сделали, само по себе..,
— Не нужно громких слов,— остановил его Друзь.— Пора уже вам Повзрослеть... Операция, а тем более какой-то ее этап — это всего-навсего средство борьбы с болезнью. И оценивается оно по результатам. А мы о результатах узнаем не скоро.
Танцюра прищурился на своего напарника,
— Съел? Приятного аппетита!
Лицо у Сергея Антоновича вдруг стало жестким,
— Кстати, Александр Семенович... Не пора ли и вам усвоить элементарные правила приличия? Я имею в виду не только ваше отношение к Вадику. Откуда у вас стремление «без драки попасть в большие забияки»? Запомните, пожалуйста: если вы еще раз позволите себе в адрес Федора Ипполитовича высказать даже малую часть того, что сказали в нашей палате и во время операции, нам придется распрощаться.— Почему-то Друзь посмотрел не только на Танцюру, но и на профессорского сына. Затем обеими ладонями потер себе виски.—Сейчас я пойду записывать сегодняшнее. Вы, Вадик, и вы, Александр Семенович, придете через час в ординаторскую. Там я скажу вам...
Словно из-под земли вырос вдруг тот, кого Женины подруги пренебрежительно зовут Гри-Гри. Он по-приятельски положил руку Сергею Антоновичу на плечо.
— Ну и разговоров же о тебе сегодня! — Он многозначительно понизил голос: — Ну и подколол ты нашего деда. Что значит наш выпуск!
Сергей Антонович повел плечами. Восторг Фармагея, кажется, был ему не очень приятен.
— Ты ко мне в связи с диссертацией?
Гри-Гри хотел было обидеться, но, заметив профессорского сына, на мгновенье как бы ошалел от удивления. Потом заорал во весь голос?
— Игорь? Откуда? Каким ветром? Приехал мириться с отцом? Или...— Он по-боксерски подвигал кулаками.
Ответ Шостенко-младшего не был приветливым?
— Здравствуй... Но у нас тут небольшое производственное совещание.
Гри-Гри поглядел на присутствующих. Никто навстречу ему объятий не раскрыл, Он не то обиженно* не то надменно надул губы,
— Создается общество по содействию Друзю в осуществлении его фантазии?.. Смотрите, как бы не вышло вам это боком.— И вдруг почти рассвирепел, увидев, как брови у Друзя поднялись на лоб.— Слишком много ты себе позволил, Сергей. Целый день, как хотел, гонял деда и прямо из-под носа выхватил у него самое лучшее в операции... Думаешь, кислородная палатка поможет твоему Черемашко? Черта лысого! Даже если он очнется, то только для того, чтобы завтра на рассвете окончательно загнуться... А тромба дед тебе не простит. И правильно — не выскакивай перед старшими...
— Подожди, не торопись! — наконец остановил его Сергей Антонович и попробовал превратить все в шутку: — Впервые замечаю, Гришенька, что у тебя в голове может быть столько мыслей сразу.
— Это не мои мысли, так думают все,— огрызнулся Фармагей.— Даже твои сосунки. Спроси хотя бы у него.— Он ткнул пальцем в Вадика.
Женя ничего не понимала. Не все понимал, должно быть, и Шостенко-младший: он вопросительно поглядывал то на Сергея Антоновича, то на Фармагея. Танцюра исподлобья уставился на Вадика. А тот, зажав ладони между коленями, с отсутствующим видом смотрел в пространство.
Рука Друзя изо всей силы сжала палку. Все-таки он не позволил гневу прорваться наружу.
— Ты в обиде на Федора Ипполитовича,— спросил он,— за то, что он приказал мне прочитать твою диссертацию? Я охотно помогу тебе, если понадобится. Зачем же злиться?
— Получишь ты ее, как же! — отрезал Фармагей.
И исчез так же быстро, как появился.
Все это было настолько глупо, что некоторое время трое врачей удивленно переглядывались, не зная, что подумать. Лишь четвертый, Вадик, словно ничего не видел и не слышал...
Потом Шостенко-младший спросил:
— Он что, стал шутом гороховым?
Сергей смущенно пожал плечами.
— Между прочим, не пора ли тебе, Игорь, домой?
Тот обиделся:
— Странный вывод из выходки дурака...
Сергей Антонович замялся: не совсем удобно напоминать взрослому человеку о вещах, которые он сам должен помнить.
— Утром ты заскочил сюда на минутку, а сейчас уже вечереет. Приехал с женой и сынишкой. И забыл о них. Извини, что я напоминаю тебе об этом...
— Верно, мне давно пора,— согласился Шостенко- младший.— Но перед этим я должен сказать тебе...
Сергей Антонович почему-то торопливо перебил его:
— Завтра скажешь...
Шостенко-младший обвел взглядом присутствующих.
— Возьми меня к себе на эти шесть месяцев. Третьим помощником.
Вадик вдруг заёрзал на стуле. На лице Танцюры появилась довольная ухмылка. А Женя почувствовала, что гордится Сергеем Антоновичем.
Но Друзь отрицательно покачал головой.
— Почему? — не понял Шостенко-младший.
— Во-первых, это не от нас зависит...
— Директор не будет возражать, напротив...
Друзь постучал палкой по полу.
— Двумя словами не объяснишь. Придется нам с тобой как следует побеседовать. Но не сейчас. Мы оба устали. В ближайшее время... Теперь иди домой. И извинись за меня перед сестрой. За что — ты знаешь.
Не легко было сыну профессора справиться со своим разочарованием. Он достал папиросу и сломал несколько спичек, прежде чем раскурил ее. Медленно, надеясь, что Друзь передумает, попрощался со всеми. И, желая показать, что не обижается, крепко пожал руку вдруг ставшему несговорчивым другу.
— Понедельник — тяжелый день.— Но улыбка его была натянутой.— Так и быть, подожду до легкого дня.
Один Танцюра проводил его сочувственным взглядом.
Пока не стукнула входная дверь, все молчали. Затем Танцюра решительно произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54