Ей было сейчас не до поведения какого-то не очень умного ординатора.
— Ну, будь он неладен, этот диссертант,— зло пробубнил Танцюра.— И Вадик, пожалуй, тоже... Не кажется ли вам, что эта Колокольня способна изменить и
предать? Или вы не обратили внимания, что Вадик чувствовал себя как на сковороде, когда диссертант ссылался на него?
— Об этом вы спросите у Вадика,— посоветовала Женя.
Александр Семенович не уловил ее иронии.
— А третье беспокоит меня больше всего. Не совершил ли Сергей Антонович ошибки?.. Понимаете, сын нашего профессора — единственный, кто имел дело с этим заболеванием. Вам ведь ясно, как это для нас важно. А Сергей Антонович отказался принять его к нам. Почему?
Может быть, это в самом деле беспокоило Танцюру, А может, это был разгон для разговора на другую тему. И Женя ответила:
— А с этим лучше обратиться к Сергею Антоновичу.
— Вы думаете, я не обращался? — буркнул Танцюра.— Сначала мне была прочитана лекция, что Игорь Федорович его друг и мне нечего о нем тревожиться. А потом патрон заявил: «Нам с ним будет труднее. Тут я трус и не боюсь признаться в этом». Но это отговорка, правда? Сергей Антонович сейчас ничего не боится... Как же его понимать?
У Жени не было желания обсуждать поступки Сергея Антоновича с кем бы то ни было. Она смотрела на Танцюру с таким видом, будто слова его проскакивают мимо нее.
Горела лишь одна лампочка — в дальнем углу, на столике с медикаментами. Абажур на ней низкий и непрозрачный. В палате был полумрак. Поэтому и не заметила Женя, когда Василь Максимович очнулся. Он не пошевелился, дыхание его не изменилось, а только вдруг послышался шепот:
— Опять ты, доченька?
Женя радостно встрепенулась: как легко вышел Черемашко из наркоза! Словно проснулся после долгого сна.
Женя ответила так же шепотом:
— Я, Василь Максимович.
Его глаза чуть-чуть приоткрылись.
— А час теперь который? *
— Скоро девять.
— А операция закончилась?
— Давно.
— И как?
— У вас что-нибудь болит?
Василь Максимович прислушался.
— Да нет. Прямо удивительно.— У Черемашко задрожали губы — хотел, видно, улыбнуться.— А вот слабость... Или мне лень пошевелиться?.. А какие запутанные сны я видел...
Говорил он легко, без длинных пауз между словами. Зато жадно ловил ртом воздух... Женя не перебивала, пусть поговорит — сам себя убаюкает.
— А это кто? — спросил Черемашко.
На пороге стоял серый силуэт пунктуального Танцюры.
Женя ответила:
— Не узнали? Второй помощник Сергея Антоновича.
Василь Максимович улыбнулся выразительно.
— Тот, что с хитроватыми глазами? — Он даже подмигнул Жене.— Знаешь, этот тебе больше подходит, чем тот, длинный,— ты им вчера как хотела командовала... А мне что-то пить захотелось.
Женя осторожно оглянулась. Но в дверях никого уже не было. Да и какое значение имеет то, слышал ли Танцюра этот полубред Черемашко! А вот за то, что Танцюра не забыл о воде, поильнике и обернул марлей ложку, ему спасибо.
Эту ложку, слегка смоченную водой, Женя и дала Василю Максимовичу.
Высосав воду из марли, Черемашко повернул голову к стене и затих. Лишь улыбка какое-то время шевелила его губы.
Женя склонилась над ним, чтобы не пропустить ни одного изменения в ритме дыхания или в выражении лица.
Не пошевелилась, услыхав, как кто-то вошел в палату, остановился за ее креслом* и коснулся ее плеча.
Но то был не Танцюра, а сегодняшний дежурный врач. Танцюра загородил собой дверь. А из-за его го-
^ловы нетерпеливо заглядывал в палату посторонний в расстегнутом халате.
Дежурный спросил:
— Ну как? Пришел в себя?.
Женя кивнула.
— На что жаловался?
Женя покачала головой.
— Что-нибудь сказал?
— Просил пить.— Не пересказывать же дежурному врачу мыслей Черемашко о Танцюре! —И снова заснул.
Дежурный послушал пульс больного, потом обратился к постороннему:
— Теперь убедились?
Вместо ответа тот застегнул халат и поднялся на носки, чтобы лучше разглядеть Василя Максимовича. Неумолимый Танцюра взял его под руку, чтобы увести.
Но с койки вдруг послышалось:
— Добрый вечер, Микола Гордеевич! — И совсем не тихо.
Посторонний от неожиданности отозвался не сразу:
— Добрый вечер...— И, все еще не веря ни врачам, ни ушам своим, спросил: — Вас ли я слышу, Василь Максимович?
— А кого же? — В голосе Черемашко появились веселые нотки.— Стал, как видите, на капитальный ремонт. Собираюсь заново жизнь начинать.
Понадобилось какое-то время, чтобы тот, кого назвали Миколой Гордеевичем, понял Черемашко. Наконец он спросил:
— А как чувствуете себя, Василь Максимович? Нужно ли вам что-нибудь?
— Чувствую как в санатории. А нужно, чтобы вы оставили в покое пуговицы на халате: казенноё имущество не долго... Первый раз вижу вас в таком расстройстве. Не к лицу это вам.
— За вас, дорогой друг, переживал,—улыбнулся Микола Гордеевич.— Теперь и сынов ваших успокою.
— А им чего переживать? — как бы удивился Черемашко.— На всякий случай передайте им: три недели, мол, волк пытался одолеть вашего старика, а теперь старик с волка шкуру сдирает... А что у нас? Когда ждете гостей из Индии?
— Слишком много хотите, дорогой,— остановил его
дежурный врач.— После сегодняшнего вам положено отдыхать.
— Да новости у меня хорошие,— сказал гость.
— Ну, если хорошие,— согласился врач,— полминуты на них дам.
Танцюра коснулся руки Жени и отступил в коридор, настойчивым взглядом приглашая ее за собой.
Женя поколебалась... Но в палате дежурный врач, он спокойно прислушивается к разговору Василя Максимовича с этим поздним посетителем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54