Как-то раз, когда я вернулся в мастерскую после очередной стычки, ко мне, пыхтя, подошел старый хозяин.
— Опять с кем-то сцепился? — строго спросил он.
Как я уже говорил, мой хозяин был когда-то присяжным заседателем, и теперь он смотрел на меня через очки, как настоящий судья.
— Ни с кем я не сцепился, они сами ко мне полезли, — обиделся я.
— Ну да, это каждый может сказать. Не хотел бы, так не стал бы драться.
— Выходит, на него напасть не могут, что ли, —заступился за меня молодой мастер, сын хозяина. — И что ему, бедняге, делать, раз к нему пристают? Ты, отец, верно, забыл, как сам был учеником.
— Когда я был учеником, сапожников дразнил весь город, даже взрослые. Так то ведь было в столице. А он... — Хозяин погрозил мне палкой.
Я заплакал.
— Ну, поревел и хватит, черт возьми! — с жалостью сказал молодой хозяин.—Бери лучше с собой какое-нибудь оружие, ты имеешь полное право треснуть по затылку всякого, кто к тебе сунется.-—Он протянул мне старую железную подковку.
При первом же нападении я пустил в ход свое новое оружие — стукнул по голове одного мальчишку, да так, что у него перекосилось лицо и он судорожно замахал руками.
Эта картина так сильно врезалась мне в память, что я уже не мог отделаться от нее — во время работы у меня вдруг все падало из рук, я начинал судорожно вздрагивать и гримасничать.
— Какого черта ты дергаешься? Припадочный ты, что ли? — кричал молодой хозяин.,— Неужели и того беднягу корчило? Значит, так драться нельзя... А как же быть-то? Знаешь что, попробовал бы ты с ними по-хорошему.
В следующий раз я оставил подковку дома. Но когда мальчишки приблизились, я сунул руку за пазуху — это удержало их на расстоянии. Мы стояли и переругивались. Слово за слово, я разговорился с двумя-тремя, а потом уже не стоило большого труда подружиться с остальными; после этого они потребовали, чтобы я вступил в их компанию.
Итак, мальчишки оставили меня в покое, я добился мира, но дорогой ценой. Вечерами шайка носилась по глухим улицам, по задворкам и хулиганила; чтобы окончательно завоевать ее доверие, мне приходилось участвовать во всех выходках. Вот уж не думал я стать «уличным мальчишкой»!
Бедняки вообще питают глубокое уважение к культуре и всем ее проявлениям, они полны самого горячего желания приобщиться к ней. И хотя я, как и все дети бедняков, относился к обществу враждебно, с вызовом, я предпочел бы в общении с людьми быть вежливым и обходительным. Брань только ожесточала меня, но одно теплое слово делало чудеса. Стоило молодому хозяину с укоризной посмотреть на меня, и я несколько дней чувствовал себя несчастным.
В Рэнне, так же как и в Нексе, никто не отличался излишним трудолюбием. Правда, рабочий день тянулся бесконечно долго — с шести утра до восьми вечера, с коротким перерывом на обед, которого едва хватало на то, чтобы наскоро проглотить еду. Но чем дольше мы работали, тем медленнее двигалось дело. Четырнадцать часов — это очень длинный рабочий день, инстинкт самосохранения заставлял нас сбавлять темп. Нам казалось, что день никогда не кончится, а когда он все-таки кончался, было уже пора ложиться спать. В работе мы не находили ничего увлекательного. Теперь за половину этого времени успевают сделать куда больше, а о качестве и говорить не приходится.
Хотя мы обычно заканчивали в восемь часов, официального права на это мы не имели. Так, например, в субботу мы работали до поздней ночи, а в воскресенье утром к нам прибегали заказчики и требовали срочно починить обувь до обеда. Таким людям хозяин никогда не отказывал, потому что они платили наличными. Зато мы устраивали себе выходной по понедельникам: подмастерье принаряжался и уходил в город, старшие ученики посылали за четвертинкой водки и садились играть в карты.
Особенно трудно приходилось нам в воскресные дни летом: в мастерскую то и дело врывались заказчики, некоторые просто усаживались тут же и подгоняли нас. Молодой хозяин не выходил из своей комнаты, и я служил посредником между ним и заказчиками.
— Опять все сбесились! Опять ошалели! Всем сразу приспичило в лес идти! Ты объяснил, что я болен? Скажи Петеру, пусть как-нибудь залатает башмак тому буяну, а на неделе он его опять занесет, тогда и починим по-настоящему. А ботинки шведа Андерса начисть как следует, денек он проходит, а потом тоже починим. — Молодой хозяин чертыхался и с надеждой глядел на меня.
Но полученная в понедельник обувь могла преспокойно проваляться у нас всю неделю, а в следующее воскресенье повторялась та же история. Заказы вечно залеживались, потому что работали мы вяло, нехотя. Клиенты обижались и шли к другим сапожникам, но и там было то же самое. В конце концов они возвращались к нам.
Во всем городе только в одной мастерской дело было поставлено как следует; помещалась она на Сторегаде и принадлежала Хансену, который был женат на старшей дочери нашего хозяина. Работы там хватало субботу и в понедельник, но по вечерам у Хансена никогда не работали, даже под троицу, когда бывало особенно много заказов.
- Черт его знает, как это мой зятек со всем справляется, — говорил молодой хозяин с удивлением, словно пытаясь разрешить неразрешимую задачу. — Кончают они в семь, обедают целый час, держит он двух женатых подмастерьев. И политикой он занимается, и деньги у него всегда есть на товар, не приходится бегать и занимать. Чудеса, да и только!
Мы же бегали к соседям и занимали деревянные гвозди, медные гвозди, большие колодки, — если надо было сшить высокие непромокаемые сапоги. Другие сапожники в свою очередь занимали у нас. И к концу года все оказывались квиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52