Наконец, с воплем раненого зверя, он добился своего, и оба деревца
медленно выпрямились. То, что было слева от него, свободно взмыло
верхушкой в небо, не отклоняясь в сторону соседнего дерева, на котором
висел пронзенный Эли на пучке ветвей, в четырех футах от самого верха.
- Ты жив?
- Ага, - задыхался он, так и оставаясь в этом положении, ловя ртом
воздух. Затем медленно, но упорно, работая руками и ногами, он постарался
приподняться на самый верх ровного гладкого ствола. После двух неудачных
попыток, ему удалось освободиться от своего крючка резким конвульсивным
движением. Он упал на землю и затих. Я звал его, но, не получив ответа,
подумал, что Эли мертв. Даже в конце его жизни Бог позаботился о нем и
ниспослал быстрое избавление. Ему уже не окунуться в это тягучее безумие,
в бесконечную протяжную боль.
Прошла целая вечность. И неожиданно низкий хриплый голос вызвал меня
из далекой пустыни, где я блуждал, израненный и рыдающий.
- Крепись, парень. Сейчас я сниму тебя.
Стоило ему приподнять меня, как деревья выпрямляли свои ветви,
раздирая мое тело, и я начал истошно кричать, моля Эли оставить меня в
покое. До меня доносились его слабые увещевания и призывы к терпению и
мужеству, и только из стыда, при одном воспоминании о его собственном
подвиге, я старался молчать, но от меня самого уже почти ничего не
осталось, кроме единственного желания поскорее избавиться от боли.
В конце концов, я потерял сознание, а когда пришел в себя, то лежал
уже на земле, голова моя покоилась на коленях Эли, который сидел, опершись
на ствол дерева.
- Так-то лучше, - сказал он, когда я пошевелился и застонал.
Он снова прижался к дереву и некоторое время сидел, как будто отдыхая
после долгого рабочего дня, проведенного у плуга. Наконец, он нарушил
молчание:
- Нам нужно идти. Они могут вернуться, мы должны за это время уйти
подальше от дороги и вернуться на то место, где я услышал Мэгги.
- Проклятая кобыла, - слабым голосом проговорил я. - Мы бы уже целыми
и невредимыми были в Зионе, если бы не она.
- Не проклинай ее, - с нежностью ответил Эли. - Она тоже рвется
домой, бедняжка. Сейчас она снова попала к ним в руки.
Шатаясь от слабости, мы отправились в обратный путь. Каждый шаг
давался мне с таким усилием, будто приходилось поднимать ноги на высоту
нескольких ярдов, в то время как они просто волочились по земле, и каждая
кочка и крошечная веточка становились трудным препятствием, о которое я
спотыкался.
- Только Провидение спасло вашу железную ногу, - сказал Эли. - Они
ради железа способны на все.
Кусок кожи, который он оторвал, свисал до самого пояса. Всякий раз
бросая взгляд на эту страшную картину, я содрогался. Он вел меня за руку,
как ребенка, поддерживал, когда я спотыкался. В конце концов, преодолевая
страшные муки и боль, мы прошли, по подсчетам Эли, около мили и находились
на полдороге к тому месту, где индейцы свернули с дороги. Но я уже знал,
что мне не дойти до рощицы. Земная твердь вздымалась и раскачивалась
сильнее, чем палуба "Летящей к Западу". Даже рука Эли дрожала и казалась
то огромной, как бревно, то съеживалась до размеров маленького камушка.
Собрав осколки сознания, я начал молить его оставить меня. Упав на колени,
я просил:
- Оставь меня в покое, Эли. Иди. Со мной будет все в порядке.
Мною двигала вовсе не идея самопожертвования, а лишь желание лечь и
спокойно умереть. У меня уже не оставалось сомнений, что стоит мне
прекратить сопротивляться, как легко и быстро придет смерть. Эли отпустил
мою руку, обнял меня за плечи и легко встряхнул.
- Посмотри на меня, парень. Если ты ляжешь, то умрешь. А ведь мы не
для того делали все это, чтобы умереть. ТЫ ОБЯЗАН ПОСТАРАТЬСЯ! Пошли, я
помогу тебе.
Я видел его зрачки, расширенные до величины монеты, горящие желанием,
требовавшие, чтобы я шел. Голос его доносился до меня приглушенно,
издалека, сквозь шум, стоявший у меня в ушах. Я пересилил себя и сделал
еще два шага. Затем темнота поглотила меня...
Когда я пришел в себя, то понял, что Эли тащит меня на спине. Он
низко согнулся и дышал, как загнанная лошадь, но все равно шел, шаг за
шагом. Меня охватил стыд.
- Опусти меня, Эли, пожалуйста. Я пойду.
Он распрямил спину, и ноги мои коснулись земли. Некоторое время мы
стояли не двигаясь, пока Эли пытался отдышаться. Затем он скорее выдохнул,
чем сказал:
- Смотри - светлеет.
И взяв меня за руку, снова потащился вперед.
Медленно, не быстрее чем мы, но гораздо настойчивее солнце выплывало
на небо, и при его свете мы могли рассмотреть друг друга, что нас
нисколько не утешило. Отвратительные, распухшие лица, окровавленные,
искалеченные тела. Мы ползли таким шагом еще с четверть мили, и я опять
остановился.
- Эли, - пробормотал я. - Я не могу больше сделать ни шага. Но я
запрещаю тебе нести меня. Иди дальше сам. Если успеешь встретить наших, то
сможешь вернуться за мной. Если же будешь тащить меня, то опоздаешь.
Язык мой едва шевелился в пересохшем рту. И слова выходили
смазанными, бесформенными, неразличимыми. Эли посмотрел на меня залитыми
кровью глазами и медленно покачал головой.
- Теперь уже недалеко, - сказал он. - Мы должны собрать силы и
продолжать путь вместе.
Еще мучительные двести метров - и путь нам преградил быстрый
маленький ручей, весело огибавший коричневые камни. Мы бросились на землю
и жадно, как собаки, пили, пока не утолили жажду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99