- Я скажу вашей дочери, что вы вернулись, - сказал я и направился к
двери.
Линда вбежала, легко, как ласточка.
- Ты заставил меня волноваться, - задыхаясь, произнесла она. - Почему
ты уходишь вот так, стоит мне оставить тебя на какой-то час?
- Кто этот молодой человек? Еще один деревенский мужлан пристал к
собаке?
- О нет, отец. Это его собака, он потерял ее. Это Филипп Оленшоу, сын
сэра Джона.
- Сэр Джон Талбот очень способный человек, - начал старик, серьезно
глядя на меня. - Очень способный. Но он не может убедить людей в том, что
речная вода - источник инфекции, и я тоже не могу. И пока они пьют ее, со
всей этой грязью от стоков и кладбищ, они не избавятся от чумы.
Передавайте мой сердечный привет сэру Джону, молодой человек, и скажите,
что я пришлю ему новую порцию бальзама, как только распустится целебная
трава. Как его глаза?
Я беспомощно посмотрел на Линду. Она взяла старика за тощую руку и
отвела в сторону. Свободной рукой она подняла корзину.
- Иди в свою комнату, папа, и разбери все, что я принесла тебе. - Она
обращалась с ним, как с ребенком.
Линда увела его, а я снова повернулся к Квинсу.
- Простите, - сказала она, появляясь в дверях. - Его разум не слишком
ясен. Думаю, что эта история с собакой немного расстроила его. Любое
проявление насилия выводит его из равновесия. В свое время его самого
много преследовали.
- Где и как вы нашли собаку?
- Несколько деревенских мальчишек мучили ее, и отец пришел бедняге на
помощь. Насилие расстраивает, но не пугает его. Бедный Квинс, у него
внутренние повреждения, изо рта текла кровь, но отец напоил его белком, и
кровотечение прекратилось. Через день-другой он будет совершенно здоров.
- Я глубоко вам признателен. Надеюсь, что мне еще представится случай
выразить благодарность вашему отцу. Послезавтра я зайду посмотреть, можно
ли забрать собаку.
- К тому времени отец придет в себя. Может, вы заглянете на обед и
отведаете нашей чудной говядины.
Она проводила меня до самой калитки, и, дойдя до поворота дорожки,
скрывающего из поля зрения силуэт дома, я обернулся и увидел девушку,
закинувшую назад голову и глядевшую в небо. Чудесное, восхитительное,
утонченное существо! Сколько же времени должно еще пройти до того момента,
как из-под плаща сэра Великолепного высунется уродливое копыто сатира? Как
скоро ты поймешь, что за всякое благодеяние надо платить? Следующие
двадцать четыре часа я не мог думать ни о чем, кроме домика на краю леса,
и в назначенный час, чисто вымытый, в парадном одеянии, предстал перед
знакомым домом. Внутри послышалось шарканье ног, и не успела дверь
отвориться, как Квинс бросился на меня, виляя хвостом. С него смыли
вонючую мазь, шерстка его была пушистой. Он вился у меня под ногами, пока
я проходил в дом, а когда я сел, то расположился рядом, положив морду мне
на колени.
- Теперь абсолютно ясно, чья это собака, - сказал отец Линды, - так
же как нет сомнения в том, чей вы сын, хотя я не сразу это понял, увидев
вас на днях. Простите меня за эту оплошность. У меня так много забот.
Никогда раньше мне не приходилось сталкиваться со столь просвещенным
человеком. Я сразу же забыл о его внешности, как только он начал говорить.
Мистер Сибрук обладал очень редким для ученого качеством: он верил, что
имеет дело с равным по уму и знаниям собеседником. Он никого не наставлял,
по крайней мере, сознательно, при этом даже самый необразованный человек
чему-то научился бы после общения с ним.
В первый вечер нашего знакомства он рассказывал об эпидемии чумы,
которая охватила Лондон двенадцать лет назад, и о том, как его
преследовали за то, что он утверждал в своей публикации, напечатанной за
его собственный счет, что тела умерших должны сжигаться, вместе с дворами,
в которых зарождалась болезнь.
Мне были интересны его речи. Он открыл передо мной мир, который
отличался от Маршалси, равно как и от моих книжных фантазий. Он описал мне
Лондон, его три части: Лондон - законодатель мод с роскошными леди и
джентльменами, город интриг и власти, игры, масок и любовных похождений;
Лондон трущоб и двориков, в которых грязь и нищета стали рассадником
преступности, жестокости и отчаяния; и, наконец, Лондон ученых, где
пытливые умы все подвергали сомнению и иногда находили неожиданные ответы
на свои вопросы. О монархе он отзывался весьма почтительно. "Многогранный
человек, - говорил старик. Личность с чувством юмора и обладатель более
просвещенного ума, чем те, кто его окружает. Медицина и наука обязаны ему
гораздо большим, чем многие полагают, а его влияние на развитие искусства
- это урожай, который предстоит собирать целому поколению.
Только профан мог не испытать гордости от визита в домик у леса, но
я, разумеется, приходил туда с особой радостью, потому что там была Линда.
Моя первая любовь. Я перебираю годы своей жизни, как мадам Луиз перебирала
свои четки, и в каждом из них нахожу сотни видений этой женщины. Да,
любовь моя, я видел тебя гордой и красивой, пристыженной и усталой,
истощенной и больной. Но я, который всегда стремился к тебе, до сих пор не
могу понять, что за власть ты имела надо мной. У тебя были недостатки, моя
дорогая. Упряма и тщеславна, в чем-то невероятно глупа, слаба там, где
требовалась сила, и в то же время достаточно сильна, чтобы сносить
постоянные уколы судьбы, ласковая там, где нужно было огрызаться, и
жестокая к тем, кто благоговел перед тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99