Элен Флауэрс может сколько
угодно лгать насчет того, кто отец ее незаконнорожденного ребенка, Марта
Бейнс может рассказывать любые сказки о том, от кого сейчас в положении...
но вся деревня ЗНАЕТ это. Линда потянулась пальчиками к лепесткам, которые
все еще лежали на столе, измятые руками ее отца, и стала разглаживать
каждый так старательно, будто вся ее жизнь зависела от того, сможет ли она
их расправить. Наконец она подняла голову. - Я верю тебе, - произнесла
она. - Но это все равно не имеет никакого значения. Видишь ли, Филипп, я
люблю его.
- О Боже! - воскликнул я. - Ты не знаешь, что говоришь. Он ослепил
тебя точно так же, как делал это с другими женщинами. Он большой и
сильный, он может поднять тебя одной рукой; он забрасывает тебя подарками
и кружит голову сладкими речами. Но все это лишь ради одного - чтобы в
очередной раз получить удовольствие. Не поддавайся, Линда, не обманывай
себя. Ты не можешь любить его.
Я знал, что мои слова ничего не значат для нее. В каждой женщине есть
неосознанное стремление к подчинению, и мужчине стоит только принять на
себя роль хозяина, чтобы завоевать ее. Я думаю, что женщины обожают
подарки не столько из жадности, сколько из странного наслаждения
самоуничижением. Я понимал, что у Линды, бедной, презренной и находящейся
в опасности, практически не было шансов устоять перед богатством, властью
и поползновениями моего отца.
- Даже если ты действительно любишь его, даже если он испытывает по
отношению к тебе что-то другое, чем к остальным женщинам, - снова принялся
увещевать я, - что хорошего получится из этого? Он женат. Агнес молода. Ты
ведь не хочешь стать любовницей и матерью незаконнорожденных детей? Не
обижайся на меня, Линда. Ты одинока, кто-то должен дать тебе совет в
трудную минуту.
- Я не обижаюсь. Я верю, что ты мой друг, Филипп. И я верю, что ты
говоришь правду. Я попытаюсь уйти, потому что, если я останусь здесь... а
он хочет меня... он добьется своего. Ему я не могу сопротивляться.
Я спросил из чистого любопытства:
- И, для тебя ничего не значит то, что он злой безбожник, развратник?
Она взглянула на меня.
- Полагаю, ты еще ни разу не влюблялся. Тебе сколько лет? Двадцать?
Ты старше меня. Но, говорят, женщины раньше взрослеют. Если бы ты испытал
это чувство, то понял бы, что личность человека не имеет никакого
значения. То, что понимаешь разумом, никак не влияет на чувства. Любишь
того, в кого суждено влюбиться.
Совершенно спокойно и очень печально она вынесла приговор мне и себе.
Больше всего мне хотелось в тот момент быть богатым, могущественным
уверенным в себе, чтобы я мог сказать:
- Уедем со мной сегодня же. Я позабочусь о тебе.
Я бы отдал двадцать лет жизни за возможность произнести эти слова. Я
глядел на изгиб ее пухлых алых губ, сладких и горьких в этот момент
печали, на пробор, пробегавший от лба до самой макушки ее точеной головки,
где узлом были связаны черные кудри, и сожалел, что нахожусь в полной
зависимости от отца, что ничего не заработал собственными руками и не знаю
даже, с чего начать какое-либо дело. Я любовался ее неотразимой красотой и
понимал, насколько беззащитна и одинока она со своим полубезумным отцом в
этом отдаленном местечке, защищенном от всех, кроме самого защитника,
словно овца, охраняемая волком. Ладно, пусть поиграет в сторожа еще
немного, в конце концов еще некоторое время она будет в безопасности.
- Послушай, - сказал я. - Не совершай необдуманных поступков. Если ты
действительно любишь его, помни то, что я сказал тебе. Я знаю его очень
хорошо. Быстрая победа принесет столь же быстрое пресыщение. Я поеду в
Лондон, встречусь с Натаниэлем Горе и попытаюсь подыскать вам с отцом
другое убежище. Ты молода, и новые люди, новые места помогут тебе забыть
это увлечение.
- Ты говоришь так, будто я больна, а ты прописываешь мне лекарство, -
вздохнула она, но при этом улыбнулась.
Я встал и пожелал ей спокойной ночи.
Было уже темно, когда я возвращался домой, мысленно прокручивая в
голове разговор с Линдой. Она любит моего отца! Думаю, ни один молодой
человек не вынес бы подобного удара. Мне хотелось выть в тишине ночи. Но
это еще больше подстегивало меня к действию, и всю дорогу от дома Мэдж до
парковой калитки, в промежутках между приступами острой жалости к самому
себе, я обдумывал план действий. Не успел я закрыть за собой засов, как
огромная тень преградила мне путь и послышался голос отца.
- Где ты был?
Он уже так давно не проявлял ко мне никакого интереса, что этот
неожиданный вопрос прозвучал для меня предупреждением.
- Я гулял. А что?
- Был в доме Мэдж, не так ли? Я видел твой железный след у калитки.
- Да, - признался я. - Зачем спрашивать, если ты сам знаешь, где я
был?
Я направился к дому. Он положил тяжелую руку мне на плечо.
- Не торопись, мальчик мой. И часто ты ходишь туда?
- Почти каждый день, с тех пор как потерялся Квинс.
- Зачем ты ходишь туда?
- Я веду беседы со старым Сибруком, - продолжал я хитрить. - Я провел
с ним весь вечер, пока вы катались с Линдой.
- Вот что, в дальнейшем ты меня очень обяжешь, если будешь держаться
подальше от этого дома. Понял? Я не против того, чтобы ты болтал с
Сибруком, если тебе нравится проводить время в разговорах с полоумным
колдуном. Но у меня там свой интерес, и я не хочу, чтобы ты при этом
присутствовал. Ясно?
- Ясно, - согласился я. - Кстати говоря, я как раз хотел попросить у
тебя немного денег, чтобы съездить в Лондон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99