Голова, что
дырявое корыто - вот что у меня за башка.
Мы не успели расспросить ее, что именно она позабыла и стоило ли ради
этого возвращаться, как девушка подобрала рукой пышные юбки и стрелой
помчалась назад.
- Какая-нибудь женская дребедень, - с легкостью предположил Ральф. -
Нам не стоит ждать ее, она запросто нагонит.
- Конечно, если она будет мчаться с такой скоростью, мы и не успеем
уйти далеко вперед, - рассмеялся я, при этом испытав ту знакомую боль,
которая неизменно пронзала и всегда будет пронзать меня при виде ловкого и
беспрепятственного движения человеческого тела. Из-под приподнятых
бесчисленных юбок выглядывали великолепной формы ножки, длинные и
стройные, с упругими икрами, обтянутые грубыми белыми чулками. Несколько
раз в то утро я оглядывался назад, отчасти беспокоясь из-за того, что
Джудит ушла одна, отчасти из любопытства по поводу того, что же она забыла
такое, ради чего стоило совершить такой долгий путь. Когда мы в полдень
сделали привал, чтобы накормить лошадей и пообедать в укрытии наших
кибиток, я обратился к Ральфу, сидевшему рядом:
- Твоя сестра задерживается. Она так бежала, что могла подвернуть
ногу. Если она вскоре не появится, нам придется искать ее.
- С ней все в порядке, - снова успокоил меня Ральф, но при этом встал
и сделал несколько шагов назад по тропе, щурясь от ветра. - Вот и она, -
сказал он через минуту.
Я встал, обогнул повозку сзади и увидел, как девушка пыхтит под
тяжестью узла, висевшего в одной руке и чего-то издалека напоминавшего
кусок дерева или выдернутого из земли куста, переброшенного через другое
плечо. Рассмотрев, что она тащит, Ральф выскочил ей навстречу и вернулся
через несколько минут, швырнув на землю и куст и тюк, и сразу же
возобновив прерванную трапезу. Джудит шла следом, закинув руки за голову и
поправляя растрепавшиеся волосы и упавшую шаль. Она глубоко, но ровно
дышала, ее привычные к ветру щеки приобрели красивый пунцовый оттенок, в
уголках глаз блестели капельки влаги.
- Что это? - спросил я, ткнув локтем в сверток и одновременно отрезая
себе ломоть хлеба.
- Кое-что из вещей миссис Мейкерс. Мистер Мейкерс выбросил их вчера
вечером, избавляясь от лишнего груза - из-за этой лошади, ну, вы знаете.
Многое раздали по другим кибиткам, но это - он сказал, что это мусор. - И
она носком туфельки ткнула в то, что напоминало куст. - А это, - девушка
положила руку на тюк, другой в это время поднося ко рту кусок хлеба. - Это
просто зазнайство, - прошамкала она с набитым ртом.
Я повнимательнее посмотрел на сверток. Он был завернут в полосатую
ткань, через просветы выглядывало что-то знакомое. Пальцами я расширил
отверстие, и воспоминания нахлынули на меня. Внутри среди прочего тряпья
лежало то платье, в котором Линда бродила по Хантерс Вуд!
Выбросить это, с глаз долой! Как бесполезную ношу... К чему это жене
Эли Мейкерса? Дорогая моя, уж лучше бы ты пожила годик с моим отцом. Если
он и выбрасывал женские наряды, то только с одной единственной целью. Да,
в имении Маршалси ты жила бы как королева!
Чтобы выражение моего лица не выдало моих чувств, я посмотрел поверх
головы цыганки, жевавшей свою корку, на куст, который Ральф бросил позади
повозки.
- А это?
- Это какие-то растения: куст лаванды, корень шиповника, несколько
роз - чертовски колючая штука, особенно на ветру. Девушка загорелой рукой
потерла щеку. - Я видела, как она плакала над этим, - сказала Джудит с
презрением и жалостью в голосе. - И я предложила доверить все это мне.
Если я не найду места в повозке, то могу нести в руках, - ведь она
единственная белокожая здесь, которая не поскупится на доброе слово. Вся
эта сцена живо предстала у меня перед глазами. Линда, плачущая над кустом
роз и над своим малиновым платьем.
- Да благословит тебя Бог, - сказал я с теплотой в голосе, и,
затолкав в рот остаток еды, подхватил сверток и растения, влез в кибитку и
тщательно уложил вещи под брезентовое покрытие, обеспечив триумфальное
появление этих сокровищ в Зионе.
"Проклятый Эли, - думал я, - разве он не мог сделать то же самое?"
Все это настолько невесомое, настолько крошечное. Я знал, да и Линда знала
это наверняка, что не будь это платье таким ярким, и будь то куст
крыжовника или смородины, они не были бы отданы на попечение цыганской
девушки.
Весь этот день, как и следующий, мы наблюдали друг за другом,
опасаясь обнаружить симптомы болезни. Но ничего такого не проявилось, и я
согласился с Майком, что холод справился с болезнью, как в свое время с
лондонской чумой. Такого холода я еще не испытывал, даже в январе. Кожа на
лице и руках покрылась грубыми чешуйками, как иссушенная жарой почва, из
трещин при малейшем соприкосновении с предметами или одеждой сочилась
кровь, что, насколько мне известно, является совершенно обычным явлением
для таких условий, но именно это и вызывало наибольшее раздражение. Даже
закаленные цыгане страдали и не переставали повторять, что если бы им
удалось поймать ежа и истопить его жир, то мы сразу же избавились бы от
всех трещин и ран. Ничто, твердили они, ничто на свете не может сравниться
с ежовым жиром, который смягчает и очищает кожу. Им смазывают кожевенные
изделия и лечат кожные заболевания лошадей. Если бы им только найти ежа!
Но из этого ничего не вышло, а ветер продолжал свирепствовать, и мы
выглядели и чувствовали себя, будто продирались сквозь густые колючие
заросли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99