Она н
е ругается, только сразу в слезы, а это еще хуже. Лучше бы уж ругалась.
Скоро осень. Опять в школу. Опять в третий класс… Ах, как не хочется в школу.
Велло гово-рит: «Неужели не надоели тебе все эти склонения, спряжения, дел
ения, умножения, без которых умному человеку прожить намного проще? Надо
ело. Еще как! Только немецкий, говорит Велло, заслуживает внимания Ц може
т пригодиться. Но и немецкий мне тоже надоел. Терпеть не могу. Как войдет н
аша «немка» в класс, в очках, толстая, вся черная, голос у нее низкий, и хрипи
т она к тому же; как проквакает своим низким, лягушачьим голосом: «Гутен та
аг, киндер», Ц так весь класс фыркнет и, стараясь подражать ей, растягива
ет слова: «Гутен та-а-г». А некоторые нарочно при этом говорят не «тааг», ка
к положено, а «кваак», и все трясутся в беззвучном смехе. Надоело все это. Е
динственное, что мне нравится, Ц это сочинения. За них у меня всегда пяте
рки. Учителя читают их вслух всему классу. Остальное же Ц арифметически
е задачки и все прочее Ц мура, не то чтобы уж очень трудно, но скучно. Самая
скучная писанина на свете. Велло говорит, что у него есть великолепный пл
ан. Он, разумеется, предлагает удрать в Германию.
Ц Не вечно же тебе торчать, Ц говорит он, Ц у маминой юбки.
И он вроде прав. К тому же есть у него на примете еще один подходящий парен
ь Ц будет нас трое. Удерем, наверное.


Тетрадь вторая

Год 1944

В день отъезда.

Мы пришли в порт за три часа до отхода баржи и, дожидаясь ее, разгуливали п
о пристани, глазея на суда, стоявшие на рейде. Нас трое: Велло, Эндл и я. Из на
с самый сильный Велло, самый образованный Эндл и самый ловкий я.
Через год мне исполнится четырнадцать лет. Но нам ждать некогда, и мы изме
нили немного одну цифру в моей метрике. Сделал это Эндл. Он, оказывается, м
астак на такие дела. И теперь меня отпускают в Германию. Собственно, отпус
кает лишь комендатура, а мама ничего не знает. Когда я подал ей чистый лист
бумаги и попросил показать, как она расписывается Ц просто так, любопыт
ства ради, Ц она не подозревала, что мы потом на этом листе напишем заявл
ение от ее имени. В заявлении она мне, своему сыну, разрешает уехать в Герм
анию, к «проживающим там родственникам»… Такие же заявления сделали себ
е Эндл и Велло. Вместе с метриками мы понесли эти заявления в комендатуру
и получили там необходимые для выезда документы. Потом с рюкзаками собра
лись у старого пруда в парке и оттуда зашагали в порт Роомассааре.
По дороге к пруду я встретил Лейно. Он шел мне навстречу с маминой сумкой,
полной разных пакетиков. Должно быть, стоял в очередях за продуктами. Я ск
азал ему, что ухожу совсем. Лейно грустно заморгал, потом достал бумажный
мешочек с сахаром и дал мне немножко полизать сахару. Я пошел дальше, а он
долго смотрел мне вслед, и уже издали я крикнул ему, чтобы он помогал маме
и хорошо смотрел за Кадри, точно так же, как отец мне, когда уезжал на фронт.
Лейно остается теперь единственным мужчиной в доме. Я просил его, чтобы о
н ничего не говорил маме. И знаю, он не скажет, он не такой. Но от Свена и Альб
ерта он, конечно, не станет скрывать, и тогда все узнают, что мы с Велло уеха
ли.
На этот раз нас не поймают, не вернут. Скоро придет баржа и доставит нас на
один из стоявших на рейде огромных кораблей. До этого еще по нескольку сл
ов о моих друзьях.
Велло шестнадцать лет. Он очень сильный, здорово бегает и плавает, как дел
ьфин. Он, конечно, не такой образованный, как Эндл, но хороший товарищ, смел
ый, решительный. У него остаются дома мама, брат, бабушка и целая орава тет
ок. Он мой давний друг, мечтает о приключениях и тоже обожает книги про Шер
лока Холмса и Пинкертона.
Эндл. Этого длинного, худого типа привел Велло и сказал, что он нам необход
им. Он совсем не умеет плавать и боится воды как черт ладана, и бегать тоже
не умеет. Но он говорит по-немецки и имеет кое-какие понятия о географии, а
нам это очень нужно. Особого интереса к приключениям я у него не заметил и
, что его гонит на чужбину, не понимаю. К тому же он труслив, даже яблоки боит
ся красть. И, видно, маменькин сынок: вечно говорит о своей маме.
В Германию мы едем для того, чтобы оттуда двинуться в Австрию. Там перейде
м Альпы и Ц в Швейцарию. Из Швейцарии Ц в Африку, а оттуда в Америку.
Куда дальше, еще не знаю, там видно будет. А пока прощай, Сааремаа Ц остров
мой родной. И ты, мама, прощай. Еще увидимся.

* * *

Садоводством я интересуюсь только осенью, когда созревают яблоки и друг
ие фрукты. Все остальное, что связано с этим, не очень меня занимает. И все-т
аки мне и Велло сейчас приходится заниматься именно «остальным», то есть
рыться в земле и возиться с тачками. Глупая история! Ведь не для того же я т
онул в море, чтобы сделаться паршивым навозным жуком. Что-то мне наши доро
гие союзники не нравятся: где это видано Ц я, сын эстонского легионера, ко
торый сражается за новую Европу и свободу Эстонии на Восточном фронте, д
олжен рыться в земле, как последний раб, у какого-то противного желтоглаз
ого немца?! Где же справедливость?! Но он, еще не знает, с кем имеет дело, этот
желтоглазый индюк, возомнивший себя великим плантатором. Мы еще зададим
ему!
Вместе с моими ногами на территорию Германии ступили еще ноги Велло. Дли
нные же ноги Эндла остались на родине вместе с ним.
Еще на рейде, на палубе огромного океанского парохода с нашим образованн
ым другом стало твориться что-то непонятное: он вдруг стал кружить по пал
убе, словно одержимый. Мы с Велло, любуясь морем, посматривая на родной гор
од, сначала не обращали на это внимания, думали Ц он просто гуляет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76