Сидим у ручья и глотаем слюну, у к
ого она еще есть. Таким образом просидели час, Рыжему надоел окружающий к
олорит. «Вставай, пошли дальше!» Ц скомандовал он. Мы ни с места. Он орет, бе
сится, наставив на нас автомат, подходит вплотную. Нервы у всех напряжены.
Встаем, идем дальше. Отремонтировали еще пролом, еще много проломов. Брюк
и от пота, текущего по нашим спинам, прилипают к ногам; тела наши в укусах; я
зык у всех засохший, говорить не хочется. Работаем. Оказывается, чтобы поп
асть в ад, не нужно умирать. Вот оно Ц настоящее пекло. Лето! Это сезон, кото
рого так ждут повсюду люди, когда природа украшается зеленью, цветами, пе
снями птиц, когда весело журчат ручьи и земля благоухает. Лето?! Для нас эт
ого нет. Для нас Ц жара, дорога, проломы, жажда, а для меня лично еще и кувал
да…
Но и вчера было лето. Еще вчера я любовался своей работой и мною любовалис
ь другие, еще вчера я не ощущал веса своего «понедельника». Сегодня тебе н
е до песен, не до шуток, сегодня кажешься себе неудачником, обиженным судь
бою, для которого нет надежды снова стать человеком, и растет в тебе злое ч
увство, ему этот Рыжий открыл своим поведением зеленую улицу.
День казался бесконечным. Но вот наконец вечер. Кончили работу, собрали и
нструменты, ждем машину. Хотим пить. Хотим курить. Курева у нас нет.
Сидим, ждем машину. Но вот кто-то из нас кого-то оскорбил, задел, и теперь эт
и двое ругаются, припоминают все пакости, которые один про другого знает.
Наконец вскакивают, друг на друга налетают, сейчас будет драка. Я тоже вск
акиваю, чтобы разнять их, Ц нельзя допустить драки. Это мне нелегко удает
ся. Наконец противники разняты, лишь поливают друг друга словесной грязь
ю. Нервы напряжены до предела. Ведь могло произойти что угодно. Наконец Ц
о радость! Ц машина. Поспешно погрузили инструмент, сели. Едем. И вот Ц зо
на. Вернулись… Идем на ужин. После ужина спешу к колодцу, в нем ледяная вод
а. Раздеваюсь догола, выливаю на себя пять-шесть ведер холодной воды. Хоро
шо! Ах, хорошо! Хорошо, что есть этот колодец, уже ради него можно жить. Здесь
можно остудить нервы. А теперь можно и спать Ц день кончился.
Итак, сегодня, 18 июня, в 4 часа дня тридцать два года тому назад на острове Са
аремаа родился я для того, чтобы прожить также сегодняшний страшный день
. Да, это был действительно страшный день. Как многo значит Ц воля одного. О
н один может делать погоду десятерым. Пожелай он Ц и мы бы не почувствова
ли тяжести неволи (как бывает всегда с Иваном Костромским). Но он не захоте
л, и мы ощутили физически давление одного дня. Может, так это и должно быть?
Заключение Ц это наказание. Мы все десятеро совершили преступления, мно
го преступлений. Многие из нас ненавидят общество, всякое общество. Мног
ие притворяются исправляющимися. И за все это всех нас ненавидит он, этот
не очень развитой рыжий парень. Он хочет, чтобы мы почувствовали, почем фу
нт лиха, и боялись попасть сюда снова; он хочет быть для нас страшным, и хот
я он далеко не прав, но вообще-то, может, это справедливо: тюрьма потому и на
казание, что она страшна, а страшным людям за страшные деяния и наказание
должно быть таким же. Будет им в тюрьме вольно и беззаботно Ц будут ли они
бояться ее тогда? Но что же тогда такие, как Иван? Они к нам относятся по-че
ловечески, вселяют оптимизм и желание вернуться в жизнь, к честным людям,
к честным делам. Поэтому Рыжего командир взвода правильно засадил на гау
птвахту, он убивает всякую надежду на прощение, искупление, а если нет над
ежды Ц зачем тогда и стараться? Можно опять в карцер, в тюрьму, в побег Ц к
уда угодно, потому что трудись не трудись Ц все равно хорошим не станешь.


* * *

Ночь. Спят арестанты. В секции храп и немного, если быть скромным, несвежий
воздух. Но это естественно для помещения, где живут семьдесят человек. Не
спит лишь Серый Волк. Не спится ему: одолевают мысли, да и разные ночные пр
оисшествия, которыми полна жизнь колонии, не дают спать. Поначалу уснув, о
н проснулся от дикого, нечеловеческого воя. Вой действительно оказался н
е человеческим, а кошачьим, кошка спасалась бегством под нары от гнавшег
ося за ней с недобрым намерением кота. Затем он было уснул опять, но немног
о погодя послышался другой вой, уже определенно человеческий. Это кричал
во сне сосед, захлебываясь отрывистыми похабными ругательствами. После
этого Серый Волк уже уснуть не мог, опять появились боли, а вместе с ними и
мысли. Мысли и чувства.
Скоро свобода. Осталось двенадцать дней. Скоро другая жизнь, в другом мир
е, где возможны счастье и любовь… Но мне страшно, я его боюсь, того мира, дру
гого. Здесь нередки случаи, когда люди, которым предстоит освобождение, о
тказываются выходить на волю. Я их не мог понять, но вот сейчас смутно пред
ставляю их ощущения, их страхи; находясь долго в заключении Ц десять, пят
надцать лет, Ц они отвыкли от воли, потеряли способность быть самостоят
ельными, они не знают, как нужно говорить, как держаться; им кажется, что и х
одят там, на воле, люди не так, как они, и спят, и едят Ц все делают иначе. Здес
ь все известно, здесь тебе приказывают Ц делай так, ходи так, стань этак, п
овернись, садись, вставай Ц все тебе приказывают. И это в течение многих,
долгих лет. За это время ты, в сущности, живешь почти беззаботно: пища тебе,
хоть какая-нибудь, обеспечена; спать ты будешь Ц в зоне ли, в карцере, где у
годно, но в основном в тепле. Твои дни однообразны, ты отбываешь срок. Но ты
считаешь годы, события, месяцы, дни, делаешь это машинально, с тайною надеж
дой на то, что последний день Ц конец страшной жизни, после которой ты уже
другим человеком начнешь новую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76