«Мой час настал, и вот я умираю…»
Что это? Музыка где-то Ц ария Каварадосси. Больше заснуть не удастся. Леж
у с открытыми глазами, и, сколько их ни гоню, перед глазами проходят разные
картины. Вот убийство Саши Ташкентского, его зарезали в лагере, в закрыто
м бараке, воры. Я вижу, как он мчится по бараку, а за ним гонятся воры, его нас
тигли, добивают… Потом вспомнил Олега Румяного. Появился страх, безотчет
ный, животный страх. Вскочил, опять оделся, начал бегать из угла в угол, как
привык в тюрьме. Чего я, собственно, боюсь? Милиции? Нет. Смерти? Наверное, да
. Хочется в Таллин. Когда я с Сирье, вроде не страшно.
Нахожусь в одном совершенно чужом, но гостеприимном доме. Пришел сюда вч
ера бог весть откуда и завтра опять куда-то уйду… Но если бы кто знал, как м
не не хочется отсюда уходить!.. И не потому, что это место самое лучшее в мир
е, а потому, что очень надоело бродить, надоело бояться, потому что хочется
жить среди людей, в тепле и покое.
В печи весело потрескивают дрова, из кухни слышатся звон посуды, хлопоты
хозяйки, готовящей ужин, и детские голоса; у моих ног, о чем-то мурлыча на св
оем кошачьем языке, трется белый пушистый котенок. Все такое домашнее, то
лько… я здесь чужой. Я просто попросился на ночлег, но, переутомленный, про
спал сутки, и хозяева, видя, что я очень устал, предложили мне остаться еще
на ночь. Они меня ни о чем не расспрашивают, и я им за это очень благодарен. Н
е часто мне приходится встречать скромных, бескорыстных людей.
Я помню, как однажды был вынужден бежать из одного дома, где также остался
ночевать, потому что случайно подслушал разговор хозяев, собиравшихся з
аявить обо мне в милицию, Ц я им показался подозрительным. Да и что за отд
ых в чужих домах, где никогда не перестаешь опасаться хозяев?! Недавно в др
угом доме, где я остался ночевать, со мной случилась совершенно смешная и
стория.
Этот дом, как и его обитатели, был какой-то особенный. Большой, с просторны
ми, очень чистыми светлыми помещениями, которые были просто и красиво об
ставлены старинной мебелью. В доме жили четыре хорошенькие кошки с белым
и бантиками на шее и четыре опрятные седовласые старухи.
Я очень устал и ни за что не хотел уходить из этого дома, я сутки не спал, бук
вально не стоял на ногах. Старушки согласились дать мне ночлег и повели в
небольшую, тоже очень аккуратненькую комнатушку, где все стены были увеш
аны ликами святых. На столе я заметил громадную Библию.
Мне предложили садиться, откушать, что бог послал. Тоже неплохо, я был голо
ден. Накрывая на стол, они спросили меня, не божий ли я человек. Я? Божий чело
век?! Правда, ориентируясь по обстановке, я держался чрезвычайно скромно.
Видимо, из этого они заключили, что я, возможно, божий человек. Я сказал, что
да, божий, и добавил, что даже окончил духовную семинарию в Тарту. (Бог его з
нает, есть ли она там.) Незаметно одна из них вышла, остальные меня угощали
и занимали благочестивой беседой. Тут тихо открылась дверь, и вошли две с
тарушки; обращаясь ко мне, они сказали что-то связанное с Христом, что име
нно, я не расслышал. Они сели рядышком на стулья и почтительно на меня погл
ядывали. Немного погодя пришел старик и еще одна старушка, потом вошел мо
лодой парень с тупыми бегемотовыми глазами. Все они меня приветствовали
и, перекрестясь, рассаживались. Пока я лопал, их все прибывало, и я начал се
бя чувствовать не очень уверенно.
Они сидели, молчали, смотрели на меня и, видимо, выжидали, когда я кончу тра
пезу. «Что тогда?» Ц спрашивал я себя и старался отдалить эту минуту, пере
сасывая по три раза каждую обглоданную косточку. Ел, ел, но сколько можно
Ц человек не бочка. Кончил. И тут мне говорят, что это собрались братья и с
естры по редкому счастливому случаю, послушать слово божье. Затем мне пр
идвинули тяжелую Библию.
До этого мне проповедовать не приходилось, но я взял Библию и начал читат
ь, как умел, тихим голосом. Ну, а потом своими словами объяснил прочитанное
. Слава богу, Библия, по-моему, настолько запутанная книга, что ее можно тол
ковать по-разному. Потом мне это надоело. Я сказал, что, в сущности, Библия
Ц это букварь для начинающих, и начал шпарить из головы о премудрости вс
евышнего. И влип.
Я настолько увлекся, что начал пророчествовать о таких великих временах
, когда господь отдаст людям, верующим в него, другие небесные планеты, пот
ому что на земле станет так тесно, что люди будут ходить впритык, как в тал
линских трамваях в часы «пик». Тут меня прервала удивленная паства: они н
е сказали мне ничего, просто по одному вставали и, шепча себе что-то под но
с, тихо уходили. Ко мне подошла одна беленькая старушка, взяла Библию и уне
сла; а другая сказала: «Идем отдыхать, сынок. Ты устал».
Я поднялся и ушел в свою комнату.
Откровенно говоря, мне было немного неловко, я, кажется, злоупотребил чьи
м-то гостеприимством: какое мне, собственно, дело до того, кто кому поклон
яется, а эти меня все-таки накормили. Вскоре все живое в доме уснуло.
«Чем я не святой по сравнению с попами? Ц в озлоблении думал я. Ц Милосер
дия к бедным у меня куда больше, у бедных, как они, не клянчу, а имущества у м
еня, как у святого, Ц никакого, одной святостью, если разобраться, сыт».
Я, хоть и очень устал, лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к еле слышн
ому сопению и храпению кошек, которые, все четверо, устроились на большом
сундуке, неподалеку от меня, совершенно пренебрегая своими прямыми обяз
анностями в ночное время. Не могу сказать, сколько я так пролежал, как вдру
г услышал странные звуки, будто кто-то тихонько ко мне подкрадывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76