Но вот настал последний день, ты сейчас о
ставишь позади четырнадцать лет неволи, целую жизнь, и перейдешь в другу
ю, а она тебе неведома, тебе боязно, тобой овладевает страх. Странно, когда
решаешься на побег, этого не испытываешь. Тогда совсем другой страх Ц по
терять жизнь. Так или иначе, нo встречаются люди, которые в день освобожден
ия отказываются выходить на волю. Таких, конечно, единицы, но страх, наверн
ое, испытывает каждый, хотя никто в этом не сознается. Впрочем, если у тебя
семья и ты побыл здесь сравнительно недолго, наверное, тогда ты знаешь вс
е наперед, тебе известно, что попадешь в привычное окружение, тебе извест
но, кто и как тебя встретит, ты получал письма и знаешь, какова та свобода, к
уда ты идешь. Но если ты прожил здесь целую жизнь, если свободу ты помнишь
и знаешь только как период скитаний в притворстве, в страхе, если тебя ник
то не ждет и ты действительно не знаешь, как там живут нормальные люди, Ц
страшновато. Но и интересно, очень интересно.
Какая она теперь Ц свобода? Как надо есть вилкой? Смешно, но вилку ты уже т
ак давно в глаза не видел. Как едят из фарфоровой тарелочки? А галстук завя
зать? Опять ты будешь похож на нильского крокодила, вышедшегo из джунглей
в цивилизованный мир. Двенадцать дней… А ведь их было четырнадцать лет. Д
авно Ц сто лет назад. И вот осталось двенадцать дней… Невероятно! Что буд
ет?
Говорят, жить на воле таким, как я, надо буквально невидимкой. Носа нигде н
е показывай, потому что нас будто бы карают уже за одно то, что мы ранее суд
имые. За любую мелочь Ц милиция, за малейшее подозрение Ц тюрьма. Зеки ме
ня наставляют ежедневно на путь истинный: в общественных местах не показ
ывайся, комсомольцев берегись как огня, а бригадмильцев и дружинников оп
асайся больше милиции Ц заклюют и за дело и без…
Действительно, получается страшная картина, хоть и не освобождайся совс
ем. Есть и такие, кто дает наколки, где можно легко «работу вымолотить». Но
«вымолачивать» я не буду, потому что освобождается уже не волк, а человек,
у которого есть, между прочим, совесть. Что же касается отношения обществ
а к освободившимся Ц вы, мне кажется, судите обо всем, глядя лишь со своей
колокольни. Отношение людей ко мне будет такое, какое я заслужу. Я вообще н
е тешу себя мыслью, что меня встретят с музыкой, и готов к любым трудностям
. Поэтому я не боюсь свободы.
Две жизни Ц та, которая была, и та, которая начинается, Ц а граница между н
ими Ц узенькая калитка. Сегодня еще по эту сторону калитки, в старой жизн
и. Последний день. Она остается, она меня отпускает. Но что впереди?
Мне тридцать два года. . И нет ни образования, ни профессии, ни семьи, ни даже
друзей. Тридцать два года пошли насмарку. А ради чего? Ради чего искалечен
ы ноги, нажил язву, как ненормальный, вскакиваю при каждом неожиданном ск
рипе, шорохе? И жизнь, которая начинается, Ц я ее совсем не знаю. Ее надо бу
дет осторожно узнавать, изучать. Да, конечно, нужно осторожно, потому что,
наверно, встретятся и Рыжие. А сам я? Действительно я уже другой? Здесь Ц д
а, а там?.. Ну, что за глупость… Неужели снова стану валяться в коридорах, дро
жать в дорожных кюветах? И снова меня сможет бить каждый кому не лень?.. А Си
рье…

11.Х. 1963 г.
Мысья.

Последняя ночь… Завтра, 12 октября, Серый Волк выходит из клетки на волю. Не
т… Серого Волка больше не будет. Освобождается гражданин, у которого ест
ь имя, отчество, фамилия и, как я уже сказал, совесть.
А теперь подведем баланс:

5 лет 7 месяцев
+
8 лет 7 месяцев 15 дней

Итого: 14 лет 2 месяца и 15 дней. Из этого срока один год в карцерах, пять лет в ст
рогорежимных тюрьмах, остальное в колониях, причем только в строгих и ос
обо строгих.
Более чем достаточно…
Как все последние ночи, я сегодня тоже не сплю. Какой там сон, ведь завтра
Ц свобода! Свобода! Настоящая свобода. Уже не нужно будет опасаться арес
та, врать на каждом шагу и дрожать за каждое слово, не надо больше играть р
оль человека. Завтра я получу паспорт и стану гражданином, мне будут гово
рить «товарищ» Ц ведь так обращаются друг к другу люди на воле. Вечером п
риходили парни из погрузки, принесли кое-что из одежды, у меня же ничего н
ет. Георгий принес брюки, Быдло Ц рубашку, а Росомаха у кого-то выиграл св
итер, и свитер теперь тоже вернется на волю; и потом мы попрощались, больше
я их не увижу, потому что завтра в то время, когда меня выведут за зону, они
будут на работе.
Пробили отбой, зеки укладывались спать, а мы еще долго сидели, о чем-то гов
орили, «чифирили», пока нас не разогнали надзиратели. Странное это ощуще
ние Ц товарищи твои остаются в заключении, а ты среди них почти вольный. В
от я завтра буду ходить по поселку без конвоя, могу идти, куда хочу, а их пов
едут на работу под конвоем. А еще вчера так вели на работу и меня. Вчера я бы
л заключенный, вчера, если бы нарушил запретную зону, меня могли бы застре
лить. И вот Ц один день, один час, одна минута, и я перехожу из одной жизни в
другую.
Думаю иногда, поверили бы мне такие же, каким был я сам четырнадцать или да
же двадцать лет назад, если бы я им все рассказал о своей жизни? Поверили б
ы они мне, поняли бы меня? Те, кто ищет счастья, не зная о том, что так или инач
е его надо заслужить Ц трудом, страданием, именно заслужить, создать, сде
лать самому. Такие, каким я был прежде, никому не верят. В своих неудачах он
и винят других, страдать они не хотят, труда боятся. Они охотно, слепцы, иду
т навстречу ложной романтике и, мечтая о подвигах, приключениях, соверша
ют пошлости, преступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76