А грязь их не отталкивает, все глубже и глубже з
асасывает, они в ней тонут. И они мне, наверное, не поверили бы, потому что он
и ничему и никому не верят, даже самим себе.
Вот они-то мне сейчас и дают наколки, где «работу можно вымолотить», предс
казывают, что не удастся удержаться на воле, что скоро опять сюда вернусь,
страшат тем, что меня за непочтительные мысли об администрации могут про
сто убить. Они-то действительно почти не бывают на воле, считают, что нет н
а свете ничего хорошего, ни любви, ни дружбы, ни чести. Но таких, как Арсен и
Росомаха, Георгий и Быдло, Ц их больше. Они тоже не скоро отвыкнут от жарг
она и мата, но они не стесняются мечтать вслух о хорошей девушке, которая и
м поверит, они изобьют того, кто пытается доказать, что Россию когда-нибуд
ь победят, они выделывают чудеса с баграми, и они-то знают, что я сюда больш
е никогда не вернусь…
Итак, завтра свобода. Как бы там ни было, но ясно одно: пусть мир полон негод
яев и подлецов, пусть они встречаются на каждом шагу, в каком угодно полож
ении, пусть они есть Ц это еще не значит, что и я должен быть подлецом. Кто з
нает, может, будет и у меня еще Родина.


Тетрадь четырнадцатая


Год 1963

Это не шторм, нет, просто сильный ветер. Шумит море. Волны одна за другой уд
аряются в пристань яхт-клуба в Тори. Вдали, в море, словно в тумане, видна те
мная полоска Ц это остров Абрука. А километрах в двух от берега плоским б
лином лежит остров Лаямадала. На волнах у пристани качаются яхты, кричат
чайки, пахнет водорослями, йодом, рыбой Ц морем… Даже не верится, что я на
родине. Вот каменная дорога через разлив, по этой дороге мальчишкой, с ват
агой моих подчиненных, бежал я, прыгая с камня на камень, в яхт-клуб. Это тол
ько название Ц дорога, на самом деле просто большие камни, наваленные ка
к попало; они образовали что-то наподобие каменного забора, и тянется это
т забор каменной тропинкой через разлив, метров пятьсот. По этой тропинк
е можно отсюда, из яхт-клуба, дойти прямо до улицы Лоодзи, где когда-то я жи
л с мамой, отцом, братом и сестрой. Там наш старенький голубой дом. Стою у пр
истани. Когда-то, мальчишками, мы прыгали здесь в воду и плыли через залив,
соревнуясь в скорости. На той стороне Ц другой яхт-клуб. Здесь мы ныряли,
тоже соревнуясь, кто дольше пробудет под водой.
Где сейчас все мои тогдашние друзья?.. Где Вальдур, Свен, Арно, Велло? Скольк
о прошло лет… Сколько жизни прожито…
Даже не верится, что я на родном острове.
Но это так. Стоит только повернуть голову налево Ц и я увижу башни старой
крепости, окруженной зеленым древним парком, где двадцать с лишним лет т
ому назад собрались трое совсем молодых и совсем глупых искателей прикл
ючений, чтобы отправиться в мир на поиски счастья и всего необычного, что
в этом мире можно найти.
Жизнь нам казалась тогда простой: будь смелым, ловким, сильным Ц и ты побе
дишь все трудности. Это сугубо физическое понятие, но другого мы не знали
…
«Кайяк! Кайяк!» Ц это кричат чайки, кружа над пристанью, иногда они стреми
тельно падают в море и тут же взмывают вверх и опять кричат: «Кайяк! Кайяк!
» Они говорят по-эстонски: «кайяк» по-эстонски чайка. Люблю этих птиц, как
и воробьев. Воробьев люблю за их оптимизм, чаек Ц за то, что они птицы моей
родной стихии Ц моря. Они отважные, чистые, красивые.
Изменился остров Сааремаа. Изменился и город Кингисепп. Подумать только
Ц в нашем маленьком городишке, который когда-то можно было за полчаса пр
ойти пешком из конца в конец, ходит автобус… Улицы заасфальтированы, и до
роги острова Ц тоже. А в парке опять живут белки… мои дорогие белки! Они и
меют собственные дачи, построенные для них людьми, но предпочитают жить
где-то высоко на каштанах.
Наши белочки Ц гордость горожан, они не боятся человека, смело прыгают н
а плечи прохожих, лазят к ним в карман, за пазуху в поисках лакомств, котор
ые люди для них всегда носят в карманах. Во время войны они куда-то исчезл
и, но теперь появились снова в наших парках, живут, прыгают, принимают дань
от поклонников, за что позволяют себя фотографировать. А парки у нас очен
ь красивые.
Остров изменился, город изменился, но не изменилось море. По-прежнему шум
ит оно, по-прежнему зеленое.
Остров наш Ц самый красивый в мире, другого такого нет!
Вчера был на кладбище. Полдня искал могилу отца, совсем заросла она мохом
и травой. Пришлось немало около нее потрудиться.

* * *

Чувствую себя на родине грустно, я здесь как чужестранец, приехавший в ка
честве туриста. От родного языка отвык, разговариваю с акцентом, и если ко
му говорю, что я островитянин, смотрят на меня с сомнением, не верят. Мне ра
зрешено быть на острове десять дней. Поселился в гостинице, отдыхаю. Посе
тил крепость, музей, ходил смотреть на наш дом, плаваю, катаюсь на лодках. А
в том, что плохо стал говорить на родном языке, удивительного ничего нет: в
едь я столько лет не был на родине, не говорил, не читал, не писал на родном я
зыке.
Могилу Сирье я долго искал. Я помню хорошо то место, где ее похоронили, пом
ню белый деревянный крестик. Но не оказалось на этом месте ни могилы, ни кр
еста. На этом месте стоит гордая, даже несколько высокомерная мраморная
ограда, а в ограде тяжелая, тоже мраморная плита, заставленная сверху гор
шками цветов. И чужие имена в изголовье. Кого-то похоронили на ее могиле…
А может, я перепутал? Спросить не у кого, где живут ее дядя и тетя, да и живы л
и они Ц не знаю. Но я не ошибся Ц она была похоронена здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76