неподалеку замер в седле фельд-офицер
[старший офицер, в чине от майора до полковника включительно] - лошадь под
ним нервно переминалась с ноги на ногу; ниже неровной линией залегли
пехотинцы - одни прятались за разнообразными укрытиями, другие попросту
распластались на земле, а третьи вообще непринужденно сидели; низину,
однако, рассматривали все.
- Это мне не нравится, - проговорил обнаруживший меня солдат. - Ни на
цвет, ни на запах. Если вы из города, так вам нечего тут делать.
Издалека донесся тяжелый удар - звучный, хотя и не слишком громкий.
Услышав его, я вскочил и, посмотрев через лощину, увидел, как на опушке
леса, которым поросла вершина возвышавшегося за нею холма, поднялись клубы
дыма. А чуть ниже внезапно блеснула вспышка - словно кто-то распахнул и
тут же захлопнул дверцу жарко натопленной печи.
- Ложись! - заорал на меня солдат. - Ложись, болван чертов!..
Тирада его на этом не закончилась, однако остальные слова были
заглушены резким грохотом, раздавшимся где-то за нашими спинами.
Я увидел, что солдат - как, впрочем, и все остальные вокруг, -
распластался на земле. Я плюхнулся рядом. Послышался еще один удар, и на
противоположном склоне я заметил множество открывающихся печных дверец.
Послышался звук быстро летящих приближающихся предметов - и на
возвышенности позади нас, казалось, взорвался весь мир.
И продолжал взрываться.
Сама земля подо мной ходуном ходила от канонады. Громовые раскаты
достигли нестерпимой силы и продолжали оставаться невыносимыми. Над землею
поплыл дым; со свистом и воем его пронизывали осколки, вплетая и эти
мерзкие звуки в какофонию канонады С абсолютной ясностью, какая приходит
иногда в минуты порожденного смертельной опасностью страха, я зримо
представил себе эти обломки металла.
Я чуть-чуть повернул голову - так, чтобы можно было видеть, что
происходит на вершине холма. И с удивлением обнаружил, что ничего не вижу
- по крайней мере, не вижу того, чего ожидал. Все было окутано клубами
густого дыма, стелившегося не больше чем в трех футах над землей. В этот
просвет мне были видны лишь ноги канониров, неистово сновавших возле
пушек, - казалось, отряд полулюдей ведет огонь из батареи полуорудий,
поскольку лишь нижняя часть лафетов открывалась взгляду, тогда как все
остальное скрывал клубящийся дым.
Из этой дымной мути вылетали временами огненные клинки - батареи
федералистов вели встречный огонь. В такие моменты я всякий раз ощущал
проносящуюся надо мной волну гневного пламени; самым неестественным во
всем этом было то обстоятельство, что рев стреляющих чуть ли не над самой
моей головой орудий почти полностью заглушался непрерывными взрывами
рвущихся за спиной ядер и потому словно бы доносился издалека.
Ядра рвались и в дымной пелене, и над ней, однако сквозь дым сполохи
разрывов казались не мгновенными вспышками, как можно было бы ожидать, а
мерцающими красно-оранжевыми бликами, пробегающими по вершине холма,
словно огни неоновой рекламы. Мощный взрыв взметнул сквозь дым сверкающий
багровый факел, вслед за ним к небу рванулся столб черного дыма - одно из
сыплющихся ядер угодило в зарядный ящик.
Я плотнее прижался к земле, изо всех сил стараясь зарыться в нее,
отяжелеть настолько, чтобы мой вес прогнул почву, тем самым образовав для
меня укрытие. И в то же время я понимал, что нахожусь, вероятно, в одном
из самых безопасных мест на Кладбищенской возвышенности, потому что в этот
день, больше ста лет тому назад, артиллеристы-конфедераты взяли слишком
высокий прицел, и в результате бомбардировка перепахала не столько
вершину, сколько обратный склон холма.
Вернув голову в прежнее положение, я посмотрел через лощину и увидел
над Семинарским холмом другое облако дыма, кипящее над вершинами деревьев,
а под этим облаком перебегали крохотные огоньки, обозначавшие стволы
конфедератских орудий. Разбудившему меня солдату я сказал, что пушек у них
сотни две, а теперь вдруг вспомнил, что их насчитывалось сто восемьдесят,
а за мной, на вершине Кладбищенской возвышенности, располагалось
восемьдесят отвечавших им пушек - по крайней мере, так было написано в
книгах. И что сейчас должно было быть чуть больше часу дня, поскольку
канонада началась сразу после часа и продолжалась часа два.
Где-то там генерал Ли [Ли Роберт Эдуард (1807 - 1870) - генерал,
главнокомандующий войсками конфедератов] наблюдал за битвой с вершины
Тревеллер-Хилла. Где-то там с мрачным видом сидел на кривой жердине забора
Лонгстрит [Лонгстрит Джордж Гордон (1815 - 1872) - генерал конфедератов,
командовавший войсками южан, участвовавшими в битве при Геттисберге],
размышляя о том, что атака, которую он должен начать, наверняка окажется
безуспешной. Потому что наступать так, как придется это сделать сейчас, -
свойственно военной манере янки [Янки - сегодня для нас это словцо -
собирательное прозвище американцев вообще. Однако так было не всегда.
Первоначально, в XVII веке, Ян Киис (Ян Сыр) было пренебрежительным
прозвищем голландских пиратов; затем голландцы, жители Нового Амстердама,
города-предка Нью-Йорка, стали называть так английских поселенцев в
Коннектикуте, подразумевая, что это сплошь разбойный люд. Имея в виду то
же самое, те, кто в пору Войны за независимость сохранил верность
британской короне, называли так мятежников-колонистов - Янки Реб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62