посудачат о последнем
скандале - ведь всегда найдется хоть какой-нибудь скандал, пусть даже
самого невинного свойства; обменяются впечатлениями от воскресной
проповеди или перемоют косточки недавно почившего и всеми любимого
джентльмена. Наговорившись всласть, они разойдутся по домам, где в этот
теплый весенний вечер им предстоит столкнуться с массой повседневных
домашних забот, но никому из них не придется ломать голову над проблемами
всеобщими или государственными.
И это замечательно, сказал я себе, - оказаться в таком местечке, где
никто не ощущает гнета подавляющих, мрачных тревог.
Я почувствовал, как кто-то тянет меня за рукав, и, обернувшись,
увидел Линду Бейли.
- Вы должны купить вон ту корзиночку, - сказала она. - Ее сделала
дочь проповедника. Очень хорошенькая. Вам будет приятно с ней
познакомиться.
- Откуда вы знаете, что это именно ее корзиночка?
- Знаю и все, - заявила она. - Покупайте.
Начальная цена составляла три доллара. Я накинул полтинник, но кто-то
из задних рядов немедленно предложил четыре. Взглянув в ту сторону, я
увидел троицу молодых людей, стоявших привалясь к стене; на вид им было
лет по двадцать. Все трое уставились на меня, и в их взглядах мне
почудилась злобная насмешка. И тут же меня снова дернули за рукав.
- Покупайте, - настаивала Линда Бейли. - Двое из них - парни
Болларда, а третий - Уильямса. Жутко стоеросовые. Если хоть один из них
купит ее корзинку, Нэнси умрет на месте.
- Четыре пятьдесят, - не задумываясь, выпалил я, а Джордж Дункан
повторил с помоста:
- Итак, у нас четыре пятьдесят! Даст ли кто-нибудь пять? - Он
повернулся к подпиравшей стенку троице, и один из них немедленно предложил
пятерку.
- Теперь мы имеем пять, - заливался Джордж. - Предложит ли кто-нибудь
шесть?
Он посмотрел на меня, но я покачал головой, и корзиночка ушла за
пятерку.
- Почему вы так поступили? - возмутилась Линда Бейли своим
смахивающим на ржание шепотом. - Вы могли продолжать торг!
- Честное слово, я приехал сюда не для того, чтобы в первый же вечер
помешать какому-то мальчишке купить приглянувшуюся ему корзиночку. А вдруг
здесь замешана девушка? Она могла сказать, как узнать ее корзинку.
- Но Нэнси - не его девушка, - заявила Линда Бейли, сразу
разочаровавшись во мне. - У нее вообще нет парня. Она будет обижена.
- Вы сказали, что это Болларды. Не те ли, что поселились на бывшей
нашей ферме?
- Они и есть. Старики у них неплохие. Но два их парня! Ужасные дети!
Все девушки их боятся. Ходят на танцы, сквернословят и вечно навеселе.
Я взглянул в другой конец зала: троица по-прежнему наблюдала за мной,
и у всех на лицах был написан триумф. В городе я был пришельцем, и они
посмеялись надо мной, перебив покупку. Глупость, разумеется,
самоочевидная, однако в таких городишках маленьким победам и поражениям -
за неимением больших - придают преувеличенное значение.
"Боже, - подумал я, - ну зачем было встречаться с этой женщиной?
Появление Линды Бейли всегда предвещало неприятности, и с тех пор она
ничуть не переменилась. Вечно лезет не в свое дело, а это не приводит к
добру."
Корзиночки быстро распродавались, оставалось уже совсем немного.
Джордж устал, и торговля шла вяло. Я подумал, что, может быть, следует все
же купить какую-нибудь - дабы продемонстрировать, что я здесь не пришелец,
что я вернулся в Пайлот-Ноб и собираюсь пожить здесь.
Я огляделся по сторонам, но Линды Бейли нигде не обнаружил. Скорее
всего, она ушла, разочаровавшись во мне. При мысли о ней я ощутил легкое
раздражение. Какое она имела право требовать, чтобы я защищал дочку
священника, какую-то неизвестную мне Нэнси, от невинных, скорее всего, -
или, по крайней мере, бесплодных - замыслов неуклюжих деревенских парней?
Оставалось только три корзинки, и Джордж взял одну из них - маленькую
и без всяких украшений. Подняв ее, Дункан завел свою аукционерскую
песенку.
Прозвучало два или три предложения, кто-то дал три с полтиной; я
поднял цену до четырех.
От задней стены кто-то выкрикнул: "Пять!"; я посмотрел в том
направлении - все трое по-прежнему были там и скалились, глядя на меня;
сроду не видывал таких гнусных и злобных шутовских ухмылок.
- Шесть, - сказал я.
- Семь, - бросил средний в этом трио.
- У нас уже есть семь, - объявил Джордж, несколько озадаченный,
поскольку это была самая высокая цена за весь вечер. - Услышу ли я семь
пятьдесят? Или кто-нибудь даст восемь?
Какое-то мгновение я колебался. Я был уверен, что первые предложения
исходили не от этой троицы. Они вступили в торг после меня. Им хотелось
поиздеваться, и все присутствующие понимали это.
- Восемь? - спросил Джордж, глядя на меня в упор. - Услышу ли я
восемь?
- Не восемь, - ответил я. - Десять!
Джордж сглотнул.
- Десять! - воскликнул он. - Услышу ли я одиннадцать?
Он бросил взгляд на троицу у стены. Те ответили лишь свирепыми
взглядами.
- Одиннадцать, - сказал Джордж. - Она стоит одиннадцать. Неужели
никто не поднимет еще на доллар? Услышу ли я одиннадцать?
Одиннадцати он не услышал.
Заплатив деньги и получив свое приобретение, я взглянул туда, где
подпирала стенку троица парней. Их там уже не было.
Встав в сторонке, я открыл корзиночку и на лежащем сверху листке
бумаги прочитал имя дамы, которую предстояло сопровождать на обед: Кэти
Адамс.

8
В холодном и влажном вечернем воздухе ощущался легкий аромат первой
сирени - отдаленный намек на благоухание, которое неделей позже тяжелыми
волнами накатит на улицы этого маленького городка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62