- Мне нечего предложить, кроме изъеденной молью банальности: найди
то, что можешь делать лучше всего, и остановись на нем. Поиски могут
занять какое-то время. Вот и все.
Он улыбнулся:
- Да, но как бы моль тут не сломала зубы! Ведь это путь проб и
ошибок? И в основном, ошибок?
- Возможно. В двенадцать ты был озабочен тайнами, в которые мы любим
погружаться, распутывая узелок, именуемый этикой. - Да. - Он долго смотрел
на меня, и его темные глаза подернулись дымкой. - Да, мне это нравилось.
- И?..
- Да, нравится и сейчас. Вот только узнаЮ все дольше, а понимаю все
меньше. - Через какое-то время ты отработаешь метод, называемый синтезом,
который тебя удовлетворит. Годам к тридцати, если тебе улыбнется удача.
- А если перевести озабоченность этикой в более привычные термины?
- Учить. Писать. Проповедовать. Действовать, хотя действие всегда
опасно.
- Всегда ли? - сказала Шэрон.
- Всегда! Разве только сможешь отвести возможные последствия на
достаточно приличную дистанцию. Иногда это возможно. А если не сможешь, то
жди ответных, испытанных временем действий... В общем, в любом случае -
страдание, так как обыватель всегда заявит: стало еще хуже.
- Не знаю, - сказал Абрахам, - думал ли я когда-либо, что у меня
достаточно знаний, чтобы действовать.
- А если нет, то всю свою жизнь учись и иногда говори, коли уверен,
что тебе есть что сказать.
Он усмехнулся и бросил в меня горсть сосновых иголок. Шэрон сжала
руками его голову и без особой игривости помотала ее из стороны в сторону.
- Я бы хотела пригласить тебя сегодня вечером ко мне. Ты еще не
встречался с мамой Софией. - Я видел ее лицо, а он нет. Она думала не
только о "маме Софии", но и о рояле. - Эйб, сколько времени прошло с тех
пор, как ты что-нибудь нарисовал?
Он заколебался, насупился, и она принялась пальцем разглаживать его
брови. - Совсем немного, Шэрон.
- Может быть, - предложил я, - это недостаточно хорошо сочетается с
озабоченностью этикой?
- Может быть. - Он был удивлен и заинтересован. - Можно проповедовать
с помощью масляных красок, но...
- Разве? - сказала Шэрон. - Пропаганда - плохое искусство.
- А ты не думала о языке музыки?
- Нет. В музыке такой проблемы просто не существует. Вряд ли вы
начнете искать в музыке пропаганду. Разве что ваша голова совсем протухла.
- Да. Но в живописи... Ну, Домье, Гойя, Хогарт...
- Они живы, - сказала Шэрон, - потому что они были прекрасными
художниками. И даже если бы их социальные идеи оказались не слишком
популярными в двадцатом веке, их произведения от этого не изменились бы.
Челлини был мерзавец. Благочестие Блейка и Эль Греко практически не
встречается в наше время. А их произведения живут.
- Думаю, ты права, - сказал Абрахам, немного помолчав. - Думаю, Уилл
тоже прав. Живопись - не лучшее занятие для испорченного моралиста,
выпущенного из исправительной школы.
Шэрон вздрогнула и стиснула пальцы, но Абрахам по-прежнему улыбался.
Мне показалось, я понял то, чего не поняла она. Я сказал:
- Эйб, впервые слышу, как ты говоришь о прошлом без горечи.
Он повернул голову и почти весело взглянул на свою возлюбленную. Мне
показалось, что этим взглядом он пытался напомнить ей о каких-то словах,
которые по-видимому, были сказаны раньше.
- Думаю, у меня больше нет горечи, Уилл.
- И даже по поводу доктора Ходдинга и людей, купивших его?
- Прыгнул на колесо, - пробормотал Абрахам. Словно почувствовав, что
Шэрон в этот момент нуждается в защите, он спрятал ее голову у себя под
мышкой и принялся целовать ее волосы.
- Ну, теперь мальчик стал буддистом [буддизм принято разделять на три
течения, называемые "колесницами"], - сказала Шэрон.
- Конечно, Буддистом, даосистом, конфуционистом, магометанином...
- Момент! За двумя зайцами погонишься - ни одного...
- Ха! Магометанином, христианином, сократистом, индуистом...
- О'кей. Тяжело девушке спорить в воскресный день, и все же я
заявляю...
- Ты привыкнешь к этому, - сказал Абрахам. - Мы обходимся без масок.
Это означает, что тебе придется снимать туфли, когда ты будешь проходить
через дом, чтобы добраться до священного дерева на заднем дворе.
Я сказал:
- Ты забыл митру [Митра - древний индоиранский бог дневного света,
покровитель мирных, доброжелательных отношений между людьми].
- Вход для лавочников, - отозвался Абрахам. - Не забудем и греческий
Пантеон, который может пользоваться парадным входом в любое время. - Он
показал мне язык, ненамного выросший за прошедшие годы. - Синкретизм
[смешение разнородных элементов] все еще в Северном Джерси! Уилл, наша
бутылка жива?
Мы расправились с ней без помощи Шэрон, которой не хотелось
шевелиться. Однако Абрахам, казалось, только протрезвел. Он долго смотрел
на меня поверх головы дремлющей Шэрон и наконец спросил:
- То зеркало по-прежнему у вас?
- Оно всегда со мной, Абрахам. И я так и не простил себе, что
позволил тебе тогда посмотреть в него.
Шэрон взглянула на Абрахама, в глазах ее стоял немой вопрос. - Я
много раз смотрел в него с тех пор.
- И что видели?
- Ну, если ты терпелив и много-много раз покрутишь его так и этак, то
как правило сумеешь обнаружить в нем нечто похожее на правду, которую
ищешь. Большинство людей сказали бы, что перед ними всего лишь
искривленная бронза, а все остальное - плоды воображения. Я бы не сказал
ни да, ни нет.
- Что за зеркало? - сказала Шэрон сонным голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89