Оставьте меня в покое!
Но я продолжал на сальваянском, медленно и откровенно:
- Завтрашней ночью я получу доказательства того, что совершил твой
отец. И все закончится, ребенок. Он умрет, а ты будешь схвачен... Если не
мной, то другими Наблюдателями... Для наказания и спасения в госпитале
Старого Города...
- Боже мой, да вы и в самом деле пьяны! Хотите, чтобы я позвал копа?
Я позову, если потребуется. Я закричу, мистер.
И он бы закричал. (Но не мог ли обыкновенный человеческий
мальчишка-хулиган воспринять происходящее как некое приключение? Вероятно,
да). Он мог бы и соседей поднять, и вдобавок полицию позвать. И тогда бы я
превратился во вздорного, слишком крупного и не слишком хорошо одетого
человека, обвиненного в хулиганских действиях по отношению к беззащитному
мальчику. И прежде чем это бы случилось, прежде чем рядом со мной
появилась бы патрульная полицейская машина, мне бы пришлось взвести ключ
гранаты. А потом - яркая пурпурная вспышка, кучка мусора на тротуаре,
кратковременная сенсация в Латимере... Миссия моя закончена, Анжело один,
беззащитный перед теми, кто набивается к нему в друзья.
Я прорычал по-английски:
- Убирайся к дьяволу! - почти побежал прочь от него.
Когда я поравнялся с "ПРО.У.ТЫ" сверху донесся шепот: "Эй!" Я
оглянулся назад, удостоверился, что билли Келл ушел, и только после этого
осмелился поднять голову и посмотреть на белый цветок в окно второго
этажа. Белый цветок было лицо Шэрон.
- Привет, голубушка!.. Жарковато для сна, правда?
- Да, черт!
Я мог видеть ее руки на подоконнике, а над ними темные цветы. Темными
цветами были ее глаза.
- Луна вся в дымке, Бен. Ну, я могла бы спуститься по водосточной
трубе, откровенно говоря, но на мне ничего нет, откровенно говоря.
- Как-нибудь в другой раз.
- Вы гонялись за Билли?
- Это был Билли? Я не заметил. Нет, просто вышел подышать. Вероятно,
тебе лучше лечь спать, чтобы встать вовремя.
- Думаете, лучше? Кстати, я нарисовала на столике возле кровати
клавиатуру, вот только не знаю, как сделать, чтобы черные клавиши были
выше белых.
- Я намерен предложить тебе нечто по лучше, чем нарисованная
клавиатура.
- Да?!
В этом возгласе было чистейшее замешательство ребенка, не привыкшего
ждать чего-либо хорошего. Ни от кого. Встречая ее раздраженного
коротышку-отца, я удивлялся, откуда у них появлялись деньги хотя бы на
занятия. Вероятно, дело во временном нажиме со стороны "мама-с-мигренью".
И это вряд ли поможет Шэрон ступить на дорогу, по которой она - я уверен!
- должна идти дальше. Я подлизывался и находил в этом определенное
удовольствие.
- Я намерен поговорить с миссис Уилкс. Думаю, могу получше
организовать твои занятия музыкой, получше, чем в школе... Ну как?
- Клево! - Шэрон просияла. - Вы можете? Ой, клево!
Я не видел Анжело ни утром, ни днем. Я и сам спустился вниз поздно,
но Роза сказала мне, что он нездоров и она оставила его в постели.
Наверное, он спит. Наверное, простуда... Она ни капельки не беспокоилась:
такое с ним случается довольно часто. И я не понял: он ни слова не сказал
ей о банде. Вот тебе и простуда!
Днем я выполнил обещанное. Я взял обязательство, Дрозма, которое,
думаю, наш "департамент финансов" в Торонто соизволил выполнить. Денег
потребуется не так уж много, а я смогу считать это дело хоть каким-то
достижением, даже если моя миссия завершится провалом. Я отправился
повидаться с миссис Уилкс.
Миссис Уилкс оказалась Софией Вилькановской. Как я и предвидел,
установить с ней взаимопонимание не составило особого труда. Надо сказать,
что она - настоящий учитель, любящая и добрая, не поддающаяся давлению
житейских неприятностей: они утомляют Софию так же, как и всех, но не
сумели разрушить ее дух.
Она крошечная, фарфорово-бледная, обманчиво хрупкого вида. Живет на
тихой улочки в богатом районе (я послал адрес Коммуникатору в Торонто) с
сестрой, слабой в английском, зато зрячей. Они справляются. Английский
Софии отвечает всем требованиям. Когда же я заговорил по-польски, она была
просто счастлива, и между нами сразу же возникли дружеские отношения. В
30948 году, когда Софии было уже пятьдесят, а ее сестре сорок восемь, они
убежали из душевой, пленной Польши. Как умер муж Софии, я решил не
спрашивать. Обе красят волосы в черный цвет и имеют несколько других милых
причуд, но музыка в Софии неистребима. Как сверкание бриллианта.
Мы говорили о Латимере, который в это пустое десятилетие хоть к
музыке неравнодушен. У меня было множество других забот, поэтому я тут же
предложил преобразовать ее студию в небольшую школу.
Они сказали:
- Но... но...
- Я старик, - сказал я. - У меня есть деньги - канадские ценные
бумаги и кое-какие другие средства, которые я все равно не могу взять с
собой в могилу. Что может быть лучше такого памятника?
Я указал, что соседний с ним дом не занят. Это могло бы быть
товарищество, скажем, с одним или двумя другими латимерскими учителями...
а свободные комнаты - для таких перспективных учеников, как Шэрон Брэнд.
София Вилькановска не была расстроена тем, что секрет стал известен. Она
знала, что такое Шэрон: если бы она не знала, она не была бы тем учителем,
которого я хотел для ребенка. Я куплю и перестрою дом, сказал я. Мое
участие в предстоящем деле анонимное. Я должен довести дело до конца и
обеспечить гарантированное содержание в течение десяти лет, остальное - за
ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89