Он даже курил пенковую трубку, выполненную в форме лошадиной
головы. Безо всякой логики это взъярило меня еще больше: я мог
использовать один из тех человеческих методов опознания нечеловечности,
которые нам положено избегать.
- Надеюсь, не помешал, - сказал я, поскольку помешал. - Имею
потребность в утешении философией. - Ничто не интересовало меня сейчас
меньше, чем философия. - Выкиньте меня вон, если душа переселяется.
Я уселся верхом на стуле возле окна. Ему, вероятно, следовало бы
выкинуть вместе со мной и стул, но он не мог сделать ни того, ни другого.
Однако физических проявлений страха не было, и это даже создавало некий
комфорт.
- Кстати, - сказал я, - у вас красивая трубка. Вы, должно быть,
любитель конины, не так ли?
Я видел его глаза. Когда человеческое существо напугано, зрачки
расширяются, но не во всю же радужную оболочку! После этого все мои
сомнения испарились.
Он произнес одновременно осторожным и беззаботным тоном:
- О да, кстати... Философия, да?
- Философия! - оживился Анжело. - Мы уже разложили ее по полочкам,
Бен... Леди и джентльмены, заходите сюда и изложите в двух словах ваши
проблемы. Ферман и Понтевеччио, прибывшие к вам, несмотря на чудовищные
расходы, разрешат ваши проблемы методом "гистерона-протерона". Они гуляют,
они беседуют, они, как пресмыкающиеся, ползают на брюхе. За незначительную
плату они видят прошлое, будущее и даже настоящее. Если вы не будете
удовлетворены, вам вернут ваши деньги. О леди и джентльмены! Перед вами те
пророки, именно те адвокаты невиданного мира, - Анжело был воодушевлен и
дружелюбен, словно щенок, жующий мой ботинок, - именно те, кто недавно
разгадал одну из самых непостижимых загадок страдающего человечества - кто
сунул халат в чауде [густая похлебка из рыбы, моллюсков, свинины, овощей и
т.п.] миссис Мэрфи...
- И кто же это сделал? - спросил я.
- Дух, - сказал Анжело. - Прорицаю! Это произошло, когда она вышла из
себя и в нее на время вселился мистер Мэрфи.
Тот, кто изображал из себя Джейкоба Фермана, не говорил и не
улыбался.
Тогда я сказал:
- Предскажи будущее, прорицатель. "Энди" подхватил расстройство
клапана, а может быть и карбюратора. Так вот, через какое время наступит
момент, когда бензина станет так мало, что мы вернемся... к лошадям?
На вдохе я вставил сальваянское слово, обозначающее лошадь, крайне
редко употребляемое нами и только в качестве непристойности. Оно
достаточно звукоподражательно, и Анжело должно было показаться, будто я
всего-навсего прочистил горло. Фермановское лицо Намира не утратило
ледяного спокойствия.
Я несу полную ответственность за этот глупый промах, Дрозма. Мне
следовало скрывать, что я узнал его. Я же утратил это явное преимущество в
гневе, за который не может быть прощен ни один Наблюдатель.
- Очень хороший вопрос, - сказал Анжело, расчесывая пальцами
воображаемую бороду на своем круглом подбородке. - Я бы сказал, сэр, что
экстраполируемые возможности будут разрешаться в должном течении событий,
не раньше.
Я старался слушать его бессмыслицу и думал о том, что добросердечный,
безвредный старик лежит сейчас где-то мертвый, спрятанный от людских глаз
по одной-единственной причине - потому что его смерть могла принести
пользу нечеловеку, ненавидящему его род лютой ненавистью. Хотелось бы
знать, сохранилась ли у Намира до сих пор суицид-граната. Она наверняка
была у него в тот далекий год, когда он ушел в отставку. Тут вполне бы
подошла даже граната старого образца. Я не вижу причин, по которым она не
разложила бы человеческое тело с такой же легкостью, как и марсианское. И
если Намир употребил ее, человеческий закон никогда до него не доберется.
Да мне ли не знать, что этого попросту нельзя допустить! Ведь американцы
весьма аккуратны в делах, касающихся заключенных. Их трупы после казни,
скорее всего, осматриваются и подлежат вскрытию. Человеческие преступники
с помощью хирургии иногда уничтожают свои отпечатки пальцев. Мне хорошо
было видно, что Намир к такому методу не прибегал - его пальцы, говоря
по-марсиански, выглядели вполне нормально. Они одни способны вызвать
любопытство, а уж если в полицейских протоколах появятся описания наших не
имеющих нервов, зато имеющих угловатую форму ребер... Нет, когда его
загонят в угол... Знаете, Дрозма, я вряд ли могу разделить ваше ощущение,
что он будет воздерживаться от любых поступков, способных привести его к
предательству.
Он стал существом без роду, без племени. Он создал закон для самого
себя, без постижения причин, справедливости или сострадания. Кто другой
мог бы с такой легкостью убить Фермана? (Теперь, когда я пишу эти строки,
у меня уже есть доказательства. В тот день их не было, но их место заняла
тошнотворная уверенность. Когда же я и в самом деле нашел решающее
доказательство, оно стало лишь кровавой точкой в уже написанном
предложении).
Я снова принялся слушать Анжело, который продолжал бурлить, как
маленький веселый фонтан в лучах полуденного солнца:
- ...и это изобретение, этот триумф гениальных Фермана-Понтевеччио -
чрезвычайно простая вещь. Позвольте мне кратко изложить рассуждение,
которое привело к столь блестящему открытию. Дождевые черви любят лук. Они
аллиотропны. Этот термин происходит, как знает каждый школьник, от
латинского слова Allium, ботанический вид, включающий в себя обычный и
огородный лук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89