Таких приглашай в ревком на предмет морального влияния. Ну, будь счастлив, Вася! Исполняй!
Вышел я на улицу, подумал и пошел сначала к родному дяде. Слыхал — вчера тетку «потчевал», хворостиной по двору гонял.
Пришел. Дядя тепло, ласково поприветствовал и спросил:
— Значит, наши пошли в гору? Тебе и пушечку на бок прицепили.
А я дяде:
— Дорогой дядя, нельзя,— говорю,— тетю хворостиной полосовать и босой по снегу гонять.
У дяди даже голос осел:
— Как нельзя? Нельзя жену бить? А кто же такой закон выпустил?
— Революционный комитет,— говорю, — такой закон мздал.
С дядей мы так и договорились: еще хоть раз тетку ударит — приду и сам его в ревком отведу.
Дядя дал зарок — не буду, а у тетки Приськи и глаза радостно засветились и слеза от радости скатилась. Нежно-нежно тетка заговорила:
— Спасибо тебе, Вася, что зашел. Может, ты у нас и пообедаешь? У меня варенички сами в рот скачут.
Поблагодарив за внимание, я ушел. Проводил меня дядя. Когда мы проходили мимо усадьбы Свирида Нете-санного, то дядя горячо и взволнованно заговорил:
— Я-то что ж... Я ведь ничего... Нельзя бить — не бей, терпи! А вот,— он палкой ткнул в плетень кулака-мироеда,— как с этой гадюкой быть? Напился, гад, людского пота!
При нашем появлении Нетесанный спустил с цепи собак, а сам лукавыми глазами поглядывал из-за высокого плетня. Простившись с дядей, я пошел дальше, но ясно услыхал, как Нетесанный позвал дядю:
— Ефимович! А подойдите ближе. Здравствуйте! Что это — ваш в политические подался? Наверное, туда влез, вон ведь какую бомбу нацепил. Что ж, привесили так привесили. Что он вам рассказывал?
— Ничего такого,— говорит дядя.— Говорит, жен теперь нельзя бить.
— Эге-ге... Вишь куда стрижет. Это его настраивают вот те всякие...
Как-то председатель ревкома пригласил меня к себе в кабинет и конфиденциально поделился:
— Вася, гидра зубами щелкает. Даю тебе в помощники двух хлопцев — комсомольцев Петренко и Овчарен-ко,— и отправляйтесь на базар. Пусть ребята караулят на главной дороге, а ты на выгоне зорко следи за арбой, запряженной вороными.
— Есть следить за арбой, за вороными! — сказал я и подался на базар.
Поясняю: гидра — это кулаки. Они приезжали на базар на огромных арбах, наполненных съестным и жидким...
В сторонке на базаре становятся и за съестное и за жидкое дерут втридорога...
Остановился такой субчик-купчик, распряг коней и водит носом, нюхает воздух — чем веет-повевает и откуда повевает. Нанюхавшись, бросает своей половине: «Смотри стереги! Рта не разевай и зубы не скаль!» — и не спеша направляется в людскую гущу.
Идет, как гончая по следу, выгодного покупателя искать, а то и что-нибудь тайное, такому, как сам, нашептать, а толстенькая, пухленькая половина садится на сало, колбасы и следит: не прорывает ли какая-нибудь сатана снизу дырку?
Вы спрашиваете, как и кто дыры в мешках прорывает?
...Штука немудреная — зубами прогрызает... Подходит измазанный хлопчина, на голове у него рваная желтая шапчина. Подходит, держится рукой за челюсть и кричит:
— Ой, жжет! Ой, печет!.. Тетя, дозвольте к вашему возу прислониться!
— Иди себе, иди прочь, острожник! Носит вас тут нечистая сила!
— Тетенька!.. Печет же! Господи! Боже мой, пресвятой, как же печет! Так печет, аж голова трещит!
—> Где же у тебя печет?
— Коренные дергают. Даже искры из глаз летят. Разрешите, тетя, спицы в вашем колесе погрызть. Может, они, клятые, занемеют.
— Ты что же, глупый, с ума сошел? Разве спицы помогают?
— Помогают, тетя, помогают. Вот святой крест кладу, пособляют.
— Тогда грызи, черт с тобой!
Хлопец к колесу припадает, грызет спицу и корешу глазом моргает — не зевай! Хватай!
В это время пышная хозяйка, сидевшая на мешке с колбасой, привстала. Видите ли, ей захотелось посмотреть, как тот сумасшедший голодранец зубы спицами будет лечить.
Она поднялась, а кореш хвать — и нет колбаски.
— В тот базарный день,— продолжал после паузы оратор,— нам удалось обезвредить злой вражеский заговор. Заговорщики пытались разгромить ревком. Несмотря на хитрости и маскировку, народ своевременно распознал преступников, разоблачил их и этим нам очень помог. Скажу: предводителем разбоя был хозяин арбы с колбасой...
Поучительные воспоминания. Недаром на вечере было немало работников милиции. Глянешь в зал — сердце радуется. Как выросла наша славная советская милиция. Ни одного без образования. Говорим —без среднего. А еще больше радует: у многих на мундире вузовский значок.
Младшие и совсем молоденькие чины милиции поднимались на трибуну и говорили, как стойкие городские и сельские дружинники активно помогают своей милиции успокаивать и сдерживать тех, кому море по колено, кто во все горло кричит: «Раздайся, море, Сеня-дух плывет...»
И мы так думаем. Хорошая и храбрая, мужественная и вежливая наша советская милиция в каждом случае всегда сумеет разобраться: к кому обратиться с добрым сердцем, а кого угостить горьким перцем..,
На хуторе Тихие Копылы тихо набрасывали на людей тугонькую петельку. Набросят, вокруг крепенько обмотают, и еще и трехперстной щепотью в лоб ткнут;
— Не гневи бога — терпи!
Великодушный, степенный хозяин Кирилл Тугокопы-лый для хозяйского дела и черной кромки не пожалеет — доточит. Чтобы длиннее петля была. Чтобы можно было и руки связать и ноги обхватить.
Скрутит прочненько, крепенько, чтобы ты только то и делал, что исправно, смирно за хозяйским плугом ходил.
А уж благодатью божьей почтенный хозяин задаром полную пазуху набьет:
— Человече, не противься, паши! Паши, голубчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80