Бежали паны — не догонишь.
Славным буденовцам приходилось им вдогонку кричать:
— Паны! Какое молочко — горькое или кислое? Не забывайте, вспоминайте! Да и другим панкам привет передавайте!
* * *
Долго бродил Симон Белена по западноевропейским ярмаркам. Трубка в зубах, веревка в руках.
Продавался. Надоели марки — перешел на франки...
Расторгорался . На другую валюту перешей Купили где-то за океаном. Тридцать сребреников в пазуху запихнули. Залез Белена на нью-йоркский небоскреб да и заважничал олух:
— Видите, где я?.. Аж на облака забрался! Теперь я вам... Теперь я вас... Зажму!.. Сотру!..
Говорит — выпрямится, просит прибавки — согнется.
— Алло! Алло! Мистер! Гуд бай, мистер! Подкиньте еще... Я их тогда!.. Ой-ой!.. Эге-ге!.. Подкинули?.. Щиро благодарю, потому что я и сам щирый... Трепещите, до-линчане!.. Теперь я вам!.. Теперь я вас!.. Испепелю!.. Вот что! Ага!.. Попались!..
Молол-молол да и полетел, дуралей, крестоносной башкой вниз. Шлепнулся на тротуар, только гул раздался.
Все это я написал кратенько, чтобы и мои внуки знали. Знали и не забывали, что такая белена еще где-то по свету бродит.,
ДЛЯ ВЕРУЮЩИХ И НЕВЕРУЮЩИХ
Некто Липник — возможно, экзар-хист, а может, еговист — прислал полтавскому Дому народного творчества письмо:
«Писатель Ковинька у микрофона доказывал, что его не из глины лепили и не святой дух сотворил. Предупредите сочинителя, пусть внесет за упокой души десять тысяч, иначе кипеть ему в адовой смоле.. »
Факт
Чего скрывать, я давно мечтал попасть в пекло. Спросите: что меня влекло туда?
Просто не терпелось убедиться: как ведут себя многоженцы, когда их тычут в смоляной котел. И другое хотелось узреть: как у кипящих котлов извиваются и корчатся пьянчуги, хапуги, бюрократы и казнокрады...
Да. Признаюсь. Что хотел, то хотел. Не отказываюсь. Но... родные не пускали. Мало того — пророчили: бабушка моя, например, предсказывала:
— Твоя дороженька ведет прямо в рай!
Может быть, старенькая и правду говорила, потому что я не сквернословил, не убивал воробьев и на девушек не поглядывал. На улицу не бегал, не выстаивал у плетня, не кахикал, не чихал, не задевал их...
— Кахи, кахи... чернявая, Кахи, белявая.
А почему я не кахикал, не чихал? Боялся. В нашем селе девчата рослые, красивые, и руки у них тоже крепенькие...
Кахикнешь, а иная подойдет, возьмет за грудки, притиснет к плетню и начнет по неписаной анкете расспрашивать:
— А ну, хлопчик, чего ты тут кахикаешь?
И пропала моя репутация. Поэтому сидел дома. Предвидел свое будущее. Читал бабусе Ветхий завет и творчески, своими словами, пояснял райские рисунки,
— Вот это... Ева в раю.
9*
— Без юбки, даже фартук не надела?
— Эге! Без ничего.
— Бесстыдница. Не могла хотя бы рядно накинуть. А это кто?
— Адам.
— И он без сорочки? О боже. Царица небесная! Без штанов стоит. И где? В раю. Хоть бы кто прикрикнул на него: чего ты, бесстыжий, в раю стоишь и, прости господи, пупом светишь?
Серьезные коррективы по этому поводу бабушка внесла однажды утром.
— Возьми эту ветхую книжку, клади ее в сумочку и иди в рай. И скажи этим... Адаму и Еве: придет в рай моя бабушка, она знает, какую крапиву следует выбирать и по каким местам этой крапивой стегать надо. Я твоего отца и твою мамку еще не так хворостинкой гоняла. Бывало, станут вечерком под грушею и шепчутся, и шепчутся. А я тихонько подкрадусь и по ногам, по ногам. «Беда с вами, кричу, что-то вы долго целуетесь. Венчайтесь, а то вас черти в пекло потащут». И у меня так получилось— туда или сюда: в пекло, в котел или в рай. *
Только я подрос, как мое сердце попало в плен к черноокой Полинке. Любила меня Полинка. И я ее любил. Стоим под грушею, под той самой... Прильнет она ко мне и допытывается:
— И чего тебя в рай тянет? Что тебе там делать? Что за жизнь в раю? Там же не обнимаются, не целуются, не танцуют, не поют... Скучно там человеку жить. Смотри, как хорошо в пашем саду. Я считаю — на всем свете нет лучшего места, чем под грушею.
Я крутился, вертелся и деликатно предупреждал:
— Полинка, отодвинься. Бабушка сказала, что это... Увидят черти и нас обоих прямо в пекло потянут.
— Пускай тянут. Не так страшен черт, как его малюют.
Не боялась Полинка лукавого. Ничуть, И еще сильней ко мне льнула. Так под грушею и познал истину: лучше вместе с Полинкой кипегь в адовой смоле, чем в раю скучноватых ангелиц смотреть.
Но, извините, все как-то некогда было испытать кипение в смоле. То да се... То учился, то работал, то рассказы писал или находился в длительной творческой командировке.
Но уже сказано — свет не без добрых людей. Нашлас праведная душа — похлопотала... Написала прочувствованную реляцию и мелким почерком начертала ее на бумаге. Вот она, та реляция:
«Их превосходительству, в чертову обер-резиденцикх Поскольку сочинитель Ковинька в своих сатирах и юморесках доказывает, что его не из глины лепили и не святым духом сотворили, убедительно прошу: хвастуна схватить клещами и утопить в кипящем котле. Почитатель высоких небес и всевышних чудес, ваш покорный слуга — Сидор Липник»,
2
Какая оказия! Только я лег, только хотел сомкнуть глаза, гляжу — наваждение. Из спичечной коробки выбирается крохотный чертик. За ним другой, третий...
Вылезли и в момент преобразились... Стали такими, как жеребята. Ржут, копытами бьют, задки подбрасывают.
— Черти,— кричу,— хай вам черт! Чего вы тут вы-комариваете?!
— А ну-ка, сбрось одеяло, сейчас мы тебя за ноги потащим, согласно указанию.
— А резолюция у вас есть? — спрашиваю.
— Даже две. Вот, читай!
Читаю. Лукавые не соврали. Действительно — две резолюции. Первая подробная: «Жалобу преподобного отца удовлетворить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80