Правда, хорошо сбыла? Поцелуй, Вовик, свою Люську. Я знала, что тебе какая-то зверюка дорогу перебежит. Я ведь весь крепдешин в разборном диване до ниточки припрятала...
Вова и Люся целуются. Нашли точку опоры — кошачий хвост!
Сны о котах лучше всего отгадывают святые про видцы.
— Реки, Лука, какое тебе наваждение снилось?
— Черный кот снился.
— Бесовский сон! Черных котов Ной и в ковчег не пускал — лукавая скотина! Говори.
— Смотрю, а он пшеницу лапами подгребает и по нужде зерно оскверняет...
— Сатана еси явился к тебе, Лука. Оскверненные зерна продай, а деньги на алтарь христолюбивой пастве сдай.
— Так пшеница заработанная! Мне и старухе дали на трудодни.
— Трудодни — суета земная! Всевышний трудодней не приемлет. Брат! Советую — скорее загоняй нечестивые злаки. Повествуй!..
— Я за дубину — и на кота: «Тю! Свят-свят!.. Га-ла-ла!.. Сгинь, сатана!» Кот прыгнул, да куда — в курятник! Всполошил бедных кур, криком кричали. Провидец теребил бороду и качал головой.
— Ай-яй-яй!.. Окаянный кот! Дьявольскую силу в кур вселял. Не теряй времени — кур передай отцу Иллариону. Он святым кропилом благословит блудных пташек на тайную вечерю. Что же еще нечестивый вытворял?
— Ох, и вытворял! Ох, и выпендривался! Обнюхал каблуки моих сапог, вытаращил глаза и сел сверху на голенища. «Куда же ты сел?» — кричу. «Да воскреснет бог...» — читаю. Сидит. Тогда я начал читать с другого конца: «Так тебя и перетак! Да расточатся врази твоя!» Помогло, слез.
— Худо, Лука, худо! Отдай сапоги мне, брату твоему во Христе! В рай небесный тебя и босого пропустят.
— Вам мои сапоги? Мою премию? Отче! Я вам лучше наяву эту фигуру поднесу! Нюхайте! Простите! До свидания!
Вот такие бывают на свете коты и кошачьи хвосты!
«НЕ ИГРАЙТЕ НА НЕРВАХ!.:
Прекрасная пора — солнечное утро. Чудесен и утренний ветерок. Веет-повевает и зеленые веточки, как зыбку, качает.
Радостно, трепетно шепчет молодой лист.
Пожелтевший лист кружит, скачет,— вихрем его гонит, а он упирается.
Да лети же, не останавливайся! Свежие ветры подгонят, все равно занесут в канаву!
Но и резкий ветер не смог сорвать пожелтевший листок. Уцелел он на сухой ветке.
Вот на этой-то ветке и примостился наш герой, охваченный одной мечтой — увидеть муху-цокотуху...
На краю, у самого кончика листочка, пристроилась зелененькая тоненькая мушка. Крученая да верченая... Цокотала, лапками дрыгала и подведенными глазами туда-сюда водила.
На остальной его территории расположилась муха диаметром посолиднее. Чернющая, толстющая...
Разложив свои монатки, толстенная муха хлопала в ладоши и громко выкрикивала:
— Молчи! Не говори! Знаю я этих женихов... Прохвосты! Говоришь, и этот шалопут бросил?
— Бросил, Спиридоновна, бросил. Без вести пропал. Он в одну щелочку шмыгнул, а я, неглупая, в другую щель да другого комара приняла... Старенького, добренького...
— Вот живодер! Такую молодую завлекательную женщину бросил! Чтоб его бросало да подбрасывало до самой могилы! Говори, говори же, как он из тебя жилы тянул, как он твою душу выматывал? И кто только тебя до этой беды довел?
— Меня, Спиридоновна, родные тетушки сбили с толку. Сватали — говорили: «Он тебе и принесет, он тебе и привезет... Не теряй времени, бросайся комару на шею»/ Я сдуру и бросилась... Так он мне и принес и привез. Бил, колотил да день и ночь пил...
— А чтоб он сам кровью изошел! Вот ироды! Говори дальше.
— Вот так душу мотал да все шику-моды требовал.,. Губы мажь, нос крась и парижские фасоны перенимай: взлохмачивай на голове кобылий хвост!
— О господи! Светопреставление!.. На такое диво пошли! Из мухи кобылу сделали! А где же ты, голубушка, на свои нежные губки краску взяла? Я весь базар избегала — метут. Сурик и тот замели... Наступает пасха, яички надо красить... Слава всевышнему, есть еще комары, что не забыли бога, они и христосоваться и по-православному красить яйца будут.
— Спиридоновна! Я вам из моего запаса подброшу двадцать два тюбика.
— Подбрось, голубка, подбрось. А старенький комарик— как он, не пьет, не бьет?
— Этот комар — ангел! Лежу и ни за холодную воду не берусь. Встанет, сам подметет, сам приберет... Еще и вежливо спросит: «Мусенька! Чем бы нам позавтракать? Покажи, в каком углу кислятинка стоит». Греха, Спиридоновна, перед тобой не буду таить, люблю красоту, Люблю лежа в зеркало смотреть на себя, любоваться. Так я не рукой, а ногой показываю. Высуну из-под одеяла правую ножку и показываю: вот там бурдятина! Высуну левую: а вот там кислятина! Лопай!
— Ох, голубушка! Ох, сестрица!.. Наградил тебя господь бог умом. Так им, паразитам, и нужно! Так им, разбойникам!.. Пусть знают!.. Пусть понимают, как на свете жить! А то ты ему и навари, ты ему и напеки, и постель постели... А он наелся, напился... И, чтоб его гром небесный убил, к другой мухе, бездельник, подался... Не верь, голубушка, не верь комарам! Не верь ни молодым, ни старым... Все они собаки!
— Э, нет, Спиридоновна, нет! Не говори. Этот комар— душа. Угождает мушеньке — куда там!.. Ублажает да во всякие хорошие, тепленькие места свою женушку проталкивает. То на базу, то в кассу...
— Извини, голубка, извини. Может, я и не то слово ляпнула. Расскажи, как он тебе угождал, как тебя уму-разуму учил?
— «Хочешь, говорит, муся-дуся, роскошничать? Хочешь доверие испытать — пиши! Пиши, не жалей чернил!»— «Про что, спрашиваю, писать? Про какие мудрости сочинять?» — «Балансируй, говорит, перед начальством крылышками, шепчи и пиши: «Не тот,..», «Не такой...», «Такой-сякой...» Как только усвоила я эту мудрость, сразу повеселела... Ей-богу! Настращала!.. Начали мухи бояться меня... Лечу по коридору, а они от меня, как от чумной, кто куда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80