.. Ешьте, ешьте, не стесняйтесь... Пирогов хватит... Подпушили мы свой бурак, подкормку сделали... Еще раз подкормили, еще раз подпушили, чтоб вокруг него земля была мягкой-мягкой... И что вы думаете, начал наш бурак подыматься... Поднял, как говорят, уши и сам поднялся... Такой уродился — хоть на выставку его вези...
Насмешников зависть взяла. «Смотрите, говорят, сколько бабы заработали. Тут что-то не то».
«Помилуйте, —отвечаем.— Как это не то? Вы с утра на базар едете торговать, а мы, еще солнце не взошло, уже на бураках работаем, прополку делаем».
...Значит, так... Мимо Домахииой хаты огородами, огородами, огородами... Вот так, прямо, прямо...
По точным указаниям гостеприимной колхозницы — «отсюда и дотуда и отатечки» — мы и дошли до птицефермы.
Расположилась птицеферма в тихом, огражденном самою природою живописном уголке. С одной стороны гора, с другой — гора и с третьей — тоже гора. На взгорье сад. Чуть выше — рощица. Внизу небольшой пруд. Хороший пруд, глубокий. В этом пруду и полощется разная водоплавающая... А вокруг рощицы и сада по низине разгуливает «сухопутная» птица — курочки. Шумит пернатое «поголовье». Шумят пепельные, рябенькие и беленькие. Квохчут, кудахтают и кукарекают, как положено.
—( Галя,— зовет Таврило Васильевич,— возьми карандаш и записывай.
Таврило Васильевич — завфермой. Галя — его помощница. Гаврилу Васильевичу шестьдесят с гаком. Гале— восемнадцать. Пришла Галя на птицеферму сразу после десятилетки.
Взяла? Пиши. В правом флигеле — две тысячи двести... Написала? Во флигеле у пруда — три тысячи сто... Есть? Пиши дальше. В новом кирпичном — три тысячи.
— Восемь тысяч триста, Таврило Васильевич!
— Погоди! А на деревьях записала? На деревьях ночует сто двадцать две... До самых морозов на деревьях ночуют. Галя, а та хохлатка до сих пор на дерево ле тает?
— Летает, Таврило Васильевич.
— Допиши... Сто двадцать две плюс хохлатка. Это куры. И гусей пятьсот, уток шестьсот... Слышите, на пруду— гел-гел-гел. Курица — птица смирная. Тихая. Бывает, что и она кричит. А раз кричит, то недаром. Либо яйцо снесла, либо ее обидели. Может, не накормили, не напоили. Да! Курочка любит, чтоб ее ласково подзывали: «Путь, путь, путь...» Чтоб ее просом, ячменем или вареным картофелем кормили. Да! И соль уважает. И мел любит... И песочек следует ей подсыпать. И черепашку дай ей... Все в пропорции и вовремя. Тогда курица настоящая получается. Яйценосная. Тогда не нужно беспокоиться, и щупать ее не требуется, сама яичко принесет.
Да! Не щупать надо, а следить — всего ли ей дадено вволю. А то что получается?.. «Дядя! Вы не видели мою рябенькую?» — «Видел,— говорю,— за селом бегает, провиант добывает».— «За селом? Куда ее холера понесла. И нашла дорогу, чтоб ты сдохла!»
Бродит бедная курочка где попало. Хватают ее, на руки берут, и начинается словесная баталия: «Что же вы, кума, моего петуха заманиваете?! Третью курицу щупаю, и все без яичка».— «Я — вашего петуха? У меня, кума, нет вашей привычки. Не успел мой Василь выйти из хаты, а вы сразу: «Добрый вечер, кум!» — «Это я сказала «Добрый вечер»? А вы слышали?» — «А вы, кума, не кричите... щупайте, щупайте себе .. У вас есть свой петух».
Таврило Васильевич демонстрирует птичье хозяйство,
— Вот здесь главный питательный провиант: кукурузные отходы, пшено, картофель... Здесь черепашник, песочек... А это часы. Курица понятливая птица, по часам встает, по сигналу засыпает. Деликатная птица. Пришло время завтракать, обедать — она на месте. Да-да!
— Гаврило Васильевич, а как ваши несушки яйце-носят?
— Дай бог всем... За лето... Галина! Сколько за лето каждая несушка принесла?
— По сто шестьдесят два яйца...
— Слыхали? Сознательная птица... Правильная, прибыльная... Большой доход дает колхозу. Скояько мы государству сдали курятины?
— Двадцать девять центнеров.
— Вот какая курица птица! Серьезная.
— Гаврило Васильевич, а что это за новые кирпичные строения па горе?
— Фермы. Вон там коровы, в тех свиньи, а дальше овцы. У них такая механизация — куда там! Электрика работает. А вон то высокое здание — клуб. Для доярок. Были мы на областном слете, нас и пристыдили. Говорят: «Одеты как инженеры... На доярках шелка, а про культуру забыли...» Критику приняли и специально для доярок клуб построили. Там теперь так танцуют, так поют, чистые артисты...
— А давно действует электродойка?
— Давненько. Чтоб не соврать, года три... Сперва доярки стеснялись, не верили: «руками, говорят, лучше доить». А потом привыкли, одно удовольствие...
— А кур не хапают разные коршуны, лисицы?
— Что вы! Мы их из ружья... Заявился к нам один хорек... Видный такой мужчина... Круглый, роскошный. Любитель курятины. Рассказывал, будто его на какой-то базе снабжения не поняли... Тогда он на низовую работу спустился, грехи свои исправлять на... курятине.
А меня то сюда, то туда вызывают... В район, в область. Требуют, чтоб я рассказал, каким зельем я кур привораживаю. А моя помощница — молодая еще, несмелая дивчина... Придет сюда тот хорек, при галстуке, при портфеле, и приказывает Гале: «Лови вот ту беленькую».— «Вы что... это же несушка».— «Лови, тебе^ говорят».
Как-то я поймал его:
«Несушек, говорю, вам подавай? А кто яйца нести будет?» А он, такой гордый, важный, отвечает
«Я ваше руководство. Я буду...» «Вы?..» Ну я палочкой и замахнулся... Ноги его больше тут не было. Слышно было — куда-то его передвинули... Может быть, на гусиную ферму.
Мы же главным образом кур выращиваем. Государству сдаем и сами богатеем. И подшефный завод не забываем. Это тоже надо. Рабочий класс нам всю механизацию наладил. Будете писать о нашей ферме, не забудьте и про рабочий класс упомянуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80