Кропите. Подгоняйте под православный калибр — высвячивайте!..
Произошло это дело в первый понедельник великого поста.
Богомольная паства и волнуется и удивляется. Господи праведный! Господи милостивый! Голым перед богом предстал! Пусть бы хоть до зеленой недели подождал: к тому времени уже хорошие лопухи вырастут.
— Ей-богу, кума, правду говорите. У нас тут, возле канавы, такие лопухи растут, что, боже мой милый, одного лопуха хватило бы и душу прикрыть и пуп закрыть, а то стоит страшнющий, ни стыда, ни сраму. Хотя бы дерюжку набросил, что ли... Тьфу! Такое непотребство сделали!
— Эге ж!.. Человек свой век прожил и такую химеру придумал. Разве ж можно в стареньких подштанниках проскочить в царство небесное? Да и не говорите, сроду не пропустят.
В вышитой золотом ризе, с поднятым вверх крестом, отец Иоанн весело размахивал кадилом.
Ходил отец Иоанн, ходил. Махал вокруг, махал да как хлестнет пойманного кропилом по немироносному месту — подтянись! Не выпячивай!
Неожиданный удар с тыла привел кающегося в нормальные человеческие чувства: дядько Варивон^ засмеялся. Звонко, на всю церковь, и мы, малыши, захохотали. А я еще Орисе на ухо шепнул:
— Вчера и меня отец по этому месту кнутом кропил...
Дома спросили:
— Чего ты смеялся? Тебя спрашиваем — отчего ты на чуде божьем пасть раскрывал? А ну, давай язык...
Вытянули мой язык и искололи иголкой в два ряда.
4
Разве тогда я один так смеялся?
Моей школьной подруге, чернявенькой, стройной Орисе, еще и шестнадцать не стукнуло, а уже родители ее со двора выпихивают:
— Ты что себе, девушка, думаешь? На отцовской шее век сидеть? Попался человек — иди!
Что ж это за человек попался нежной, певучей Орисе?
Вдовец. Богатый. Глаза — желтая луковица. Нос — синяя картофелина. Старый.
Встретимся — Орися смеется. Придет богатый, ненавистный — Орися плачет.
А мать свое бубнит:
— Какого тебе еще черта надо? Такое добро само идет в руки. Чего ты губы надула? Иди! Иди, привередливая! Не пойдешь — я с тебя три шкуры скалкой спущу!
Я и думаю: сколько же надо носить шкур?
В приходской школе ее смычком снимают, отец лозиной стаскивает, мать скалкой целых три спустить обещает, да еще и та желтая цибулина богатая перекрестится и начнет девичью спину чем попало стегать...
Добросердечная соседка советовала Орисиной матери:
— Вы, Христино, скалкой не бейте. Вы на девушку душевно влияйте.
— А я, кума, так и делаю. Душевно влияю. Я ее в чулане душевно как схватила за косы, скрутила и спрашиваю: «Ты долго будешь каверзничать? Пойми, дурочка, какая тебя роскошь ждет. У него одних только овец сто штук. Ты вся будешь ходить в шерсти...»
Одним словом, спешно готовились юной девушке свадебным и нежеланным рушником очи завязать. Осталось небольшое препятствие — с венчанием не клеилось. Возраст мешал — до полных шестнадцати Орисе не хватало пяти месяцев.
Вдовец не поскупился — бросил на венчальный клей катеринку. Пусть только отец Иоанн не смотрит на это, закроет глаза.
Катеринка помогла, пастырь великодушно согласился: рушником так рушником, цепью так цепью руки стянет. За такую щедрую мзду благочестивый отец готов был и родную тещу к вдовцу приклеить...
Не успели молодую девичью жизнь загубить. Счастливая доля улыбнулась Орисям... В Петрограде скинули царя. Свалили коронованного и за некоронованных вплотную принялись.
Прогнал жениха-вдовца матрос Самойленко, родственник Орисиного отца. Деликатно встретил, деликат-ненько огромный кулак поднес жениху под самый нос.
— Нюхай, гидра! — сказал он.— Понюхал? Заворачивай оглобли назад и сам жди сватов. Что-то ты много нахватал коровок и овечек...
5
Приходило ли на ум в те времена что-нибудь смешное написать? Признаюсь честно: такая мысль возникала.
Начну, бывало, составлять, в кучу стаскивать — не получается. Не выходит. Не хватало чего-то. А устно вроде выходило неплохо. Рассказываю — люди смеются.
Так родился устный рассказ «Появление самолета».
Над селом пролетал славный русский пилот Уточкин. На второй или третий день у колодца собрались женщины. Делились впечатлениями — что это в облаках носилось, крылатое, хвостатое?
Воздушное событие тетушки трактовали по-разному.
— Подоила я после обеда корову,— начала соседка Мокрина.— Несу себе молоко да и несу — без всякого внимания. Вдруг слышу — что-то вверху звенит, грохочет. Подняла голову, смотрю — боже мой! Железная птица над картофельным полем летает. Крылья, чтобы мне с этого места не сойти, такие длинные, такие широ-
i Катеринка — в дореволюционное время сторублевая купюра.
кие, что закрыли и погреб и сарай, еще немного — и коровник зацепили бы. Летает, крыльями машет и глазами водит — высматривает... Потом как налетит на цыплят! Куры кричат, а я скорей побежала в хату, поставила ведерко на лавку и схватила половник. «Я тебе дам! — машу.— Я тебе покажу цыплят!» Оно увидело половник, испугалось, задрожало и повернуло за Гандин огород. Покружило-покружило да где-то там и присело. Наверное, за плетнем примостилось. Потому что когда я на рассвете поднялась кормить поросят — посмотрела, а оно на плетне сидит. Такое гнедастое... Прищурилось и глаза зажмурило. Я тихонько подошла да как крикну: «Кыш! Кша! Нашел где сесть!» Оно как зафурчит, как захлопает, расправило крылья и... и..* прямо на Решетиловку полетело. Может, слыхали вчера, ревело вверху. Это оно... Побей меня крест, оно... Высокая молодица Секлета добавила:
— Вот и в заутреню отец Иоанн в церкви, во время проповеди, сказал: «Паства, жертвуйте на храм божий. Кощунственная птица появилась в небесах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80