Резкий шум диссонансом ударил принцу в уши, заставив его вцепиться в
гриву Авалона и удержаться на спине жеребца.
- Нет? - вскричал он. - Я не слышу музыку водопада? - Но раздражающие
звуки продолжались - это звенели струны лютни безо всякой мелодии или
гармонии. Смутно принц услышал, как запротестовали другие, но аккорды не
стихали. Они резали ухо, лишенные всякого гармонического строя, и служили
одной цели - заглушить изумительный шум водопада.
Принц узнал звук лютни Керена.
- Прекрати! - приказал он. - Прекрати сейчас же!
Но напрасно кричал он на менестреля, ругая его до тех пор, пока не
сорвал голос. И все это время Керен играл на лютне громко и непрерывно,
так что принц и его спутники не могли наслаждаться шумом водопада,
шелестом деревьев и музыкой всех других звуков, которые делали Синнорию
такой... соблазнительной.
Вдруг принц перестал кричать, и почувствовал себя очень глупо. Его
раздражение против менестреля быстро сменилось признательностью: он понял,
что если бы не звуки лютни, возникшие рядом с ним так вовремя, Тристан
наверняка соскочил бы с лошади, твердо намереваясь провести остаток жизни
в наслаждении райскими мелодиями Синнории.
Принц еще различал пение водопада где-то вдалеке, но теперь оно лишь
оттеняло лютню менестреля. Керен вскоре перестал бессмысленно перебирать
струны и начал наигрывать довольно легкомысленную песенку о любвеобильной
официантке из пивнушки. Мотив не отличался ни мастерством, ни красотой,
которые так покоряли принца раньше, когда он слушал менестреля; но мелодия
была такой безыскусной и заразительной, что Тристан никак не мог от нее
избавиться.
До конца дня менестрель играл на своей лютне и напевал эту простую
песенку. Время от времени к нему присоединялись остальные, особенно, когда
его голос начинал дрожать от усталости. Но пение лютни ни на секунду не
теряло своей чистоты и ясности. Тристан нисколько не огорчился, когда
снова почувствовал, что их со всех сторон окружают холодные стены и что
они въехали в район, где лежали глубокие тени. Он понял, что
соблазнительная Синнория осталась позади. Наконец, Бригит остановила
лошадей, и повязки были сняты. Отряд снова оказался в узком каньоне,
окруженном отвесными стенами из скал. Кантус подбежал к Тристану, который
слезал с лошади, и, подпрыгнув, стал радостно облизывать его лицо. Издавая
хриплые звуки, Сейбл устроился на ветке корявого дерева, которому
неизвестно как удалось вырасти на этих голых скалах. Робин быстро
соскочила на землю, но тут же была вынуждена прислониться к своей лошади.
Дарус и Гэвин тяжело спешились, а Полдо, спрыгнув со своего пони, бросился
целовать землю.
- Мне хватит этих ваших колдовских штучек до конца жизни! - объявил
он, правда, в голосе его не слышно было присущей ему бодрости.
Керен перебросил лютню через плечо, оставаясь на своем коне. Пальцы у
него онемели, а их кончики потрескались и кровоточили - он скривился от
боли и сказал:
- Боюсь, что в ближайшие несколько дней я вряд ли буду расположен
взять в руки лютню.
- Спасибо тебе, - сказала Робин, когда менестрель, наконец, соскочил
с коня. Она подошла к нему и поцеловала его в щеку. - Если бы не твоя
лютня, я осталась бы в Синнории навсегда.
- И я, - сказал Дарус, а Полдо только кивнул. Гэвин же мрачно что-то
пробормотал я, повернувшись, стал вглядываться в даль - туда, где осталась
Синнория.
- Давайте разобьем здесь лагерь, - предложила Бригит. - Корвелл вон
там, внизу. Если нам повезет, мы доберемся туда за два дня.
Затем она повернулась к Керену.
- Представление было очень впечатляющим, - сказала она, нежно
улыбнувшись менестрелю.
Измученный Тристан забрался в свой спальный мешок, радуясь тому, что
для разнообразия можно доверить другим позаботиться о безопасности. Он
мгновенно и глубоко уснул, и ему приснились деревья, которые распевали
вульгарную песенку о шлюхе из таверны.

Армия Грюннарха разбила свой лагерь на берегу бывшего когда-то чистым
и прозрачным горного озера. Зеленые поля у озера превратились в море грязи
после того, как по ним прошли тяжелым маршем тысячи солдат. А вода в озере
стала грязной и мутной. Король оглядел свой лагерь с едва скрываемым
беспокойством. У них ушло больше двух дней на Проход Динлок, и он знал,
что они отстают от намеченного плана. Недалеко от вершины Прохода
неожиданный оползень унес жизни сотни его людей. Потерять сразу сто
человек - горькая утрата. А кроме того, армия фирболгов, которая должна
была встретить его здесь, почему-то запаздывала.
Ну, и ладно, по крайней мере, его люди, голодные и измученные тяжелым
переходом, смогут отдохнуть нисколько часов и поесть нормальной горячей
пищи, пока они стоят тут в лагере. Друид Траэрн уверял, что дорога назад в
Корвелл будет гораздо менее сложной, чем та, которую они только что
прошли.
Размышления о трудностях пути напомнили Грюннарху еще об одном поводе
для беспокойства - Смертоносные Всадники. Они подвергались тем же
опасностям и трудностям, что и все остальные, но к концу дня, казалось, не
нуждались ни в еде, ни в отдыхе, как будто у них не возникло необходимости
восстановить потраченные за день силы. Вместо этого они стояли или сидели
на корточках, расположившись где-нибудь в стороне от остальных, и
складывалось такое впечатление, что их волновало одно: когда же можно
будет снова пуститься в путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132