Мнение разбирающейся в музыке, но «не следующей моде» дамы, вероятно, не было единичным; величе­ственная музыка Генделя наверняка нашла путь и к ду­шам других людей. Но всеобщее мнение проявляется скорее в угрюмом виде «голых стен». И в этом Генделю не помогает даже «Мессия», включенный в программу, правда, снова без названия, в качестве «священной ора­тории». 9 и 11 апреля проходят четырнадцатое и пятнадцатое представления цикла; на этих вечерах Гендель вновь исполнил по одному органному концерту.
10 апреля в театре «Covent Garden» проводят концерт в пользу престарелых музыкантов и вдов; на нем высту­пают все солисты Генделя. В программе наряду с про­изведениями других авторов получают место и произ­ведения Генделя, в первую очередь фрагменты орато­рий (арии, дуэты, увертюры).
23 апреля 1745 года. Ораториальный сезон Генделя, не­смотря на колоссальное напряжение сил, закончился преждевременно: в этот день Гендель проводит шест­надцатое представление - третье исполнение «Валтаса­ра». Сезон стал для Генделя катастрофическим. Пред­ставления посещались плохо до самого конца; подпис­чиков было слишком мало, чтобы из доходов можно было выплатить сумму, причитающуюся за аренду те­атра, и заплатить исполнителям. Гендель - как уже столько раз в своей жизни - вновь хотел слишком многого и вновь потерпел крах. Во многом этому спо­собствовал официальный бойкот со стороны аристок­ратов-тори. Одним из руководителей антигенделевской клики была некая леди Браун, жена сэра Роберта Брау­на, в свое время венецианского купца-дипломата и вре­менного поверенного в делах Англии. Живя в Италии, Брауны стали непоколебимыми приверженцами италь­янской оперы и, когда вернулись на родину, приложили все усилия к популяризации столь горячо любимого ими стиля. Сейчас же, когда Гендель противостоял ита­льянской опере, они изо всех сил старались уничтожить его. Леди Браун и ее окружение последовательно устра­ивали свои «партии», балы-маскарады и карточные ве­чера в те дни, когда исполнялось то или иное произведе­ние Генделя. Кроме того, они нанимали подростков, в обязанности которых входило приставать к публике, стремящейся на представления ораторий Генделя.
Единственным позитивным явлением в эти годы для Генделя стало то, что принц Уэльский не только поми­рился с ним, но и стал его непосредственным покровите­лем. О проходивших во дворе принца музыкальных вечерах и репетициях Бёрни вспоминал так:
«В 1745 году я музицировал в обществе Генделя; играл то на скрипке, то на альте. На тех репетициях, кото­рые регулярно проводились в доме Генделя на Лоуэр-Брук-стрит или же иногда, по желанию его постоянного покровителя принца Уэльского, в Карлтон-Хаузе, я мог удовлетворить свое любопытство и познакомиться с личностью, поведением и игрой на органе этого необык­новенного человека. В таких случаях он казался грубым и решительным повелителем, но указания давал с юмо­ром и шутливо, более того, разражался проклятиями и указывал на совершённые ошибки, что очень забавляло его самого и других, за исключением тех, кого как раз настигло несчастье... Голос, которым он после оконча­ния арий кричал: ,,Хор!", был по-настоящему страшен; и в ходе репетиций ораторий, проходивших в Карлтон-Хаузе, он часто делался очень сердитым, если принц и принцесса Уэльские не прибывали в музыкальный зал вовремя; но их превосходительства обращались с Генде­лем так уважительно, что принц всегда признавал его правоту и приговаривал: ,,Действительно, это непро­стительно - отрывать бедных музыкантов от уроков или других занятий". Когда же благородные дамы или принадлежащие ко двору женщины болтали во время исполнения, этот современный Тимофей слал проклятия и ругался; однако принцесса Уэльская, с присущими ей кротостью и мягкостью, в таких случаях обычно обра­щалась к ним: „Тсс... тсс... Гендель сердится!"»
Это описание, однако, может относиться лишь к пер­вой половине года. После неудачного сезона Гендель вновь заболевает. Возобновились ревматические боли, Гендель перенес слабый апоплексический удар, в ре­зультате чего омрачился его рассудок - хотя, к сча­стью, и не так сильно, как в 1738 году. Одним из груст­ных доказательств материального краха Генделя может послужить маленькое объявление в номере «Дэйли адвертисер» от 1 августа, согласно которому «в Оперном театре по любой сходной цене продаются два подержан­ных камерных органа...». Вполне возможно, что эти ор­ганы были собственностью Генделя. Интересным доку­ментом, свидетельствующим о физическом состоянии Генделя, является фрагмент письма, которое преподоб­ный Уильям Хэрис, секретарь Солсберийского архиепи­скопа, направил 29 августа 1745 года своей свояченице: «Несколько дней назад я встретился на улице с Генде­лем; остановил его и спросил, знает ли он, кто я, на что он сделал такое странное движение, что ты наверняка славно позабавилась бы над ним... Он много говорил о своем шатком здоровье, но выглядит довольно хоро­шо».
В это время Гендель действительно мог «выглядеть довольно хорошо», так как снова сочинял: в конце одно­го итальянского дуэта, «Ahi nelle sorti umane», стоит дата: 31 августа 1745 года.
В сентябре и октябре Гендель гостит в загородном имении уже упоминавшейся семьи Хэрис. Здесь он соби­рается с силами. Об этом свидетельствует письмо Хэриса в Лондон, пэру Шэфтсберийскому, от 24 октября 1745 года, согласно которому «бедный Гендель чувствуeт себя немного лучше. Надеюсь, что вскоре он совер­шенно придет в себя, хотя в голове его еще довольно мутно».
В Англии в это время происходят серьезные полити­ческие события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71