«...Куццони на этот год уже ангажирована, и на сле­дующий год она не согласна приехать за меньшие деньги, чем получает в Сиене. Госпожа Маргерита [Дурастанти] в положении, что очень рассердило директоров. Неко­торые из них даже жаловались мне, особенно сейчас, так как ждали, что Дурастанти станет примадонной Опе­ры. Авеллони, славный малый [муж Дурастанти], очень встревожен, с самой певицей приключился припадок яро­сти, и вы увидите, что будет результатом всего этого: Дурастанти возвратится в Италию, независимо от то­го, что здесь она получает в год на тысячу фунтов больше. Даже половина этой суммы - большие деньги в Италии, особенно для такой женщины, которая, как эта, каждый год рожает... О Бонончини нет никаких известий. Надеюсь, что он будет ехать через Германию, так как в Марселе все больше распространяется эпиде­мия. Мне не хотелось бы такого конца, чтобы всех нас посадили под карантин» (29 августа). «В прошлый поне­дельник в компании Берселли и Сальваи прибыл Сенесино... Я узнал эту новость во вторник в Ричмонде, во время обеда, и сразу же пошел с нашим милым Казимиро [Авеллони, муж Дурастанти] в город. Я очень доволен, что знаменитый артист обладает хорошими манерами, начитан и является необыкновенно милым человеком, одевающимся с самым благородным вкусом... Отноше­ния между ним и Сальваи нельзя назвать хорошими. О Сальваи я не знаю ничегошеньки, так как встречался с ней лишь один раз; о Сенесино же могу сказать только то, что и Вы с первого взгляда найдете его чересчур громким, важничающим и, наверное, не слишком так­тичным. Для Сенесино и Берселли я нашел квартиру на Лейкестер-стрит, за которую им нужно платить 120 фунтов в год. Альпийский Протей [одно из прозвищ Генделя в переписке Ролли] с признательностью говорил обо мне в присутствии Казимиро, который уже много раз доказывал ему, что и я заслуживаю некоторого ува­жения. Дорогой Рива, в отношениях с ним я также следую видимости вежливости, разумеется, в границах приличия, и посмотрим потом, смягчится ли этот ко­лючий характер. Вчера я был вызван советом директо­ров Королевской Академии, и мне поручили пересмотр и сокращение либретто „Dramma dell' Amore e Maesta". Без Сенесино я не мог бы продвигаться в этой работе, и мы оба испытывали бы затруднения без Хейдеггера... Я ликую, что у Сенесино такая хорошая голова и что он в совершенстве понимает интриги! Ждем Вашего приез­да и тогда создадим триумвират. Дорогой Рива, какие разрушения принес крах Южноморской компании! Все дворянство находится при последнем издыхании, повсю­ду видны только грустные лица. Крупные банкиры обанк­ротились, крупные акционеры исчезли, и у человека нет такого знакомого или друга, которые спаслись бы от разорения. Подлецы-директора Компании всех обманули, и я уверяю Вас, что нужно бояться самой большой тра­гедии. Если Вы тоже возвратитесь, то вместе с нашим горячо любимым королем Георгом сами станете этому свидетелем» (23 сентября). «Я с волнением жду Сенеси­но, которому стараюсь понравиться с помощью всех мыслимых средств и которому все буду честно разъяс­нять. О Бонончини у меня нет свежих новостей с того известия, что он получил высланные ему деньги, а также кредит до ста пистолей у одного из компаньонов господи­на Комо и Легорне» (29 сентября). «...Вам следует знать, что мадам Сальваи привезла с собой из Голландии Полани [венецианский певец и композитор], далее то, что имя Санды [?] нельзя упоминать перед советом директоров, так как она оформила любовника в качестве домашней хозяйки... Маргерита [Дурастанти] в союзе с Сенесино предложила оперу ,,Amore e Maesta". Однако ее нельзя исполнять здесь так, как во Флоренции: в ней бесконечно много речитативов и мало арий; у Сенесино было бы всего четыре арии. Таким образом, мне поручили исправить текст; в соответствии с этим я выпустил, дополнил и изменил все то, что следовало. Альпийский Фавн [Гендель], согласно своему старому методу, - он всегда старается доказать, что после переработки про­изведение остается таким же, каким было, - рекомен­довал, чтобы оперу переработал Полани и он же дири­жировал ею. Сенесино наш пришел, естественно, в ярость: он предложил оперу, к заново написанным ча­стям требовалась новая музыка, и, собственно говоря, поэтому он желал изменения текста; он возражал про­тив того, чтобы из старых арий сделали ,,пастиччо"*, и хотел, чтобы кто-нибудь сидел за клавесином [то есть, чтобы спектаклем руководил композитор-дирижер]; по­сле первой вспышки Гендель назвал Сенесино проклятым дураком - это были главные причины гнева Сенесино.В дальнейшем Фавн пообещал мне, что не будет больше перечить Сенесино, и я стал послом Фавна. Но я не смог обуздать Сенесино; потом я предложил ему, пусть пой­дет поговорит с Фавном со спокойной решимостью и скажет ему, что примет его предложение, но, ввиду сохранения самоуважения, просит принять во внимание и вышеупомянутые аргументы; пусть скажет, что у него нет личных разногласий ни с кем, кроме Полани, хотя он и готов петь под его управлением в любой другой опере, которую доверит ему глубокоуважаемый совет директоров, - однако не в такой, которую он, Сенесино, сам предложил и за успех которой совет директоров назначил ответственным именно его; короче, что невоз­можно поставить оперу в том виде, в каком она есть... Фавн был поражен и спросил, не мой ли это трюк, но получил ответ, что я уже отдал Полани один экземпляр оперы и ему сообщил лишь мнение дирекции, добавив при этом, что Полани поступил в Оперу в качестве музы­канта, а не дирижера... Сенесино гарантировал, что если спектаклем будет управлять этот бестолковый нахал, то первая опера позорно провалится, несмотря на то что он сам будет в ней петь, - и все это к радости Дикаря [Генделя].
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71