Писан лик сей 1773 года сентября 21 дня».

5

Государя со свитой угощал обедом Иван Творогов. Перед началом трапезы, к
ланяясь, он сказал:
Ч Бью челом, хлебом да солью да третьей любовью, Ч и всем налил водки.
А государю поднесла чару на медном с эмалью персидском блюде сама Стеша.
Красивая, рослая, румяная, с лукавым в глазах блеском, она была в лучшем на
ряде и походила на боярышню.
Но Пугачёв, приняв чарку, хотя и положил на блюдо пять рублевиков, взгляну
л на Стешу равнодушно.
Обиженная Стеша горестно вздохнула, потупилась. А вот как ей хотелось, чт
обы государь чокнулся с ней и при всех поцеловал ее. Неужли эта птичка ост
роносая, Устька Кузнецова, батюшку приворожила?
Все выпили в честь новой полковницы-хозяйки и полковника-хозяина, а когд
а Творогов взял бутыль, чтобы снова налить водки, Пугачёв махнул рукой:
Ч Убрать! Не гоже теперь.
Казаки переглянулись, бороды их печально повисли. За обедом был совет, ку
да назавтра путь держать? Решили двинуться к крепости Рассыпной.
Ч Оная крепостца махонькая, ваше величество, Ч сказал Творогов, покруч
ивая кудрявую бородку. Ч Она по ту сторону Яика, по пути к Оренбургу. В пол
угоре стоит. Супротив нее киргиз-кайсаки вброд Яик переходят, народу пак
ости чинят.
Ч А кто там комендант и много ли воинской силы? Ч спросил Пугачёв.
Ч Комендантом там майор Веловский. При нем полсотни оренбургских казак
ов да рота старых солдатишек.
Ч Не больно страшно, Ч сказал Пугачёв. Ч Почиталин, напиши-ка им мой ма
нифест. А где сержант Николаев? Пущай и он вместях с тобой работает, он поб
олее тебя учился-то.
Казаки опять переглянулись. Им не нравилось, что государь приближает к с
ебе какое-то дворянское отродье.
Сержант Николаев без зова обедать с государем не посмел. Приближенные ко
сятся на него, как на чужака, особенно Митька Лысов, а с ним заодно Давилин.
К тому же душевное состояние сержанта было самое подавленное. Он сидел н
а земляном полу, жевал хлеб с маслом, глаза его застилались слезами.
С трепетом осматривал он последнюю судьбу свою. Предвидение своего траг
ического конца повергало его в трепет.
Ч Что я наделал, что наделал… Уж лучше бы быть мне повешенным, нежели изм
енником… Ч шептал сержант, но, взглянув на висевший труп казненного Пор
тнова, судорожно передернул плечами. Ч Ну как мне быть? Ч уж в который ра
з безответно вопрошал он самого себя. Ч Бежать? За мной следят. Да и как яв
люсь с обрезанной косой к полковнику Симонову. К тому же предатель возни
ца наверняка всем разболтал, как я кувыркался в ноги Пугачёву. А ежели ост
аться служить верой и правдой? Но кому служить? И чего эта толпа изменнико
в хочет? Всех их ждет веревка с перекладиной… А вместе с ними и меня!
Он, двадцатипятилетний молодец, стиснул дрожавшие губы, голубые выпуклы
е глаза его засверкали, пристукнув кулаком в землю, сержант неожиданно д
ля самого себя выкрикнул:
Ч Служить!
Все в нем замерло, все подчинилось этому внезапному, но крепкому решению.
Да, он будет служить новому хозяину, как верный пес. И никаких помышлений о
б измене!
Ч Служить! Ч еще решительней выкрикнул сержант.
Он снова стал взвешивать все обстоятельства, вдумываться в нелегкие, сло
жные условия предстоящей жизни. Ну, что ж… Пугачёв даровал ему жизнь, приб
лизил его к себе, и в тяжелый час он, Николаев, всегда найдет у этого челове
ка защиту.
А вдруг Пугачёв воистину есть государь Петр Третий, как о том твердит раз
бойник Чика и тот старый дурак, Почиталин?
Царь! Пострадавший, убитый, воскресший, ищущий для народа правды!
Диво мне, что он царский облик потерял, Ч вон сколько в рабском виде жил, п
ростым смердом…
Сержанту показалось, что земля вздрогнула под ним и заколыхалось небо: о
н закрыл руками лицо, как от сильного света, и повалился навзничь.
Ч Николаев! Эвот ты где валяешься… Беги скорей, государь кличет…
Он поднял голову. Пред ним стояли два вершних казака. Он вскочил и побежал.

Ч Дашенька, милая Дашенька! Ч спотыкаясь, бормотал он на бегу. Ч Ты дума
ешь, что я погиб? Нет, я жив еще… Но Ч погибаю!
…Дашенька в эти минуты лежала в своей горенке, на деревянной, под кисейны
м пологом, кровати, её голова завязана мокрым полотенцем, глаза покрасне
вшие, заплаканные.
Из Оренбурга возвратился сегодня в Яицкий городок старый казак Пустоба
ев. После доклада коменданту он зашел в горенку Дашеньки и поведал ей гор
ькую весть о том, что сержант Митрий Павлыч Николаев до Оренбурга не доех
ал, сгинул без вести. Но никто, как бог! Придёт время, суженый возьмет да и об
ъявится. И убиваться столь прекрасной девоньке нечего: в отчаянье, сказы
вают, грех один, а мы все под милостию божьей ходим.
Ни приемной матери, ни приемному отцу своему Дашенька не обмолвилась ни
словом. Рассудительная и своевольная, она решила пережить беду одна.
Ну, может быть, при случае посоветуется с тайной подруженькой, Устей Кузн
ецовой, девушкой умной, с твердым характером, Дашеньке преданной.
«Эх, Митя, Митя! Неужли же угодил ты в руки разбойника, неужли же злодей гол
ову срубил тебе, а тело бросил на растерзание волков степных?» Ч мысленн
о причитает Даша, и белая подушка её мокра от слез.
…И откуда знать было осиротевшей Дашеньке, что Митя её жив, невредим? Вот о
н сидит в избе с кудрявым молодцом Иваном Почиталиным, и веленьем госуда
ря оба сочиняют манифест. Они пишут наспех, государь не терпит промедлен
ия и, наверное, укажет им внести какие ни на есть в манифест поправки.

«Сим моим указом в Рассыпной
крепости всякого звания людям повелеваю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41