Терпко запахло скипида
ром и олифой. Покрыв портрет серым грунтом, бородач сказал:
Ч Ой, беда, многотрудно писать лик-то ваш, батюшка, зело много скорби в оча
х-то ваших светлых. А вторым делом, эвот, эвот какие складки меж бровей-то к
челу идут, как у Николы-чудотворца, Ч гневлив на не правду Христов угодн
ик был, Ч говоря так, речистый живописец перетащил с Давилиным на середи
ну канцелярии дубовую скамью. Давилин свернул втрое свой чекмень и полож
ил под сиденье государя.
Тот сел, расчесал гребнем усы, бороду, приосанился, поправил высокую мерл
ушковую шапку. Давилин взломал кинжалом запертый кленовый шкаф, добыл го
лубоватые листы добротной бумаги. Иван Прохоров, близоруко прищуриваяс
ь и оскаливая зубы, внимательно рассматривал лицо Пугачёва и штрих за шт
рихом накладывал на бумагу очиненным липовым углем. Это был набросок, пр
оба.
Ч Слышь, Прохоров? Ч сказал Пугачёв. Ч А долго ль мне, как статую, сидёть
доведется?
Ч Да не столь долго, надежа-государь, прожухнет грунт скоренько, у меня с
редствия особые подмешаны… Ч откликнулся живописец и, чтоб развлечь ба
тюшку, стал рассказывать:
Ч За веру стражду, ваше величество.
Из богоспасаемого града Воронежа от гонителей веры нашей бежать повело
сь страха ради. И даде мне приют всечестной старец Филарет, под единою кро
влей обретаемся с ним вкупе.
Пугачёв вновь встревожился.
Ч Сколь давно ты у него проживаешь-то?
Ч Да с весны, батюшка, с нынешней весны, с месяца мая. Старец-то в Казань ме
ня спосылывал, к Щелокову-купцу. Теперичь в обрат вертаюсь. В Яицкий город
ок заезжал, а там, ведаешь, рабов божьих нашей веры довольно.
Да беда! В руки Симонова коменданта едва не угодил…
Ч Ах, наглец, изменник! Ч сказал Пугачёв, отмахнувшись от мухи. Ч Не уйд
ет он от моей царской руки. Его да еще Крылова капитана со всем отродьем в
петлю вздерну… Супротивление оказывали мне.
Ч Ну, вот таперичь, ваше величество, замрите, Ч прервал царя живописец, в
зял загрунтованный портрет Екатерины и, помолясь на восток двуперстием,
приступил к делу. Ч Не ворочайтесь, батюшка, сидите смирно.
Да не можно ли в пресветлые очи-то улыбочку пустить, а то горазд хмурый вы
йдете, батюшка…
Ч Благодарствую, пущу, Ч сказал Пугачёв. Но как ни старался, не мог прида
ть глазам веселость.
Ч Ах, ах! Ч сокрушался живописец. Ч Хошь морщинки-то по челу меж глаз ка
к ни то разгладьте…
Портрет писался в напряженном молчании.
Были выписаны глаза да основные черты лица, все же остальное едва намече
но.
Ч Сие распишу и без вашего усердного сидения, батюшка. Зело притомились,
поди?
Пугачёв действительно заскучал. Но сознание, что его пишут как царя, дава
ло ему силы переносить скованность неволи…
Ч Ну вот, присмотритесь, ваше величество…
Пугачёв подошел к портрету.
Ч Неужто я таков? Горазд грозен да немилостив…
Ч Сущий вы, батюшка, Ч что видело око мое, то и на холст положило, Ч потуп
ясь, ответил живописец. Ч Взор царственный, вселяющий в души смертных не
малый трепет, не правду людскую, аки огонь, сжигающий.
Ч Давилин, схож ли я?
Ч Капелька в капельку, ваше величество! Ежели бороду снять, на великого П
етра Алексеича смахивать станете…
Ч На дедушку моего? Не врешь, так правда! Ч сказал Пугачёв и вышел.
Портрет ему не понравился. Он ожидал увидёть себя в славе и сиянии, с держа
вой и скипетром в руках. И пожалел затраченное время.
…Через две недели портрет был в келье игумена Филарета. Кланяясь в ноги с
тарцу, живописец восторженно говорил:
Ч Лик государя объявленного, Петра Федорыча, списал, великого заступни
ка веры нашей…
Ч Покажи, покажи.
Живописец развязал портрет, упакованный в синюю набойчатую скатерть, и,
как некую святыню, подал игумену. Тот долго всматривался в черты изображ
енного лица. Наконец воскликнул:
Ч Ай-ай-ай! Хоть и не больно схож, а он… Камо гряду от лица твоего?
Аще взыду на гору, ты тамо еси; аще спущуся во ад, ты тамо еси… Вскую шаташас
я, Ч старец произносил слова эти каким-то загадочным голосом, а в его глу
боких темных глазах поблескивали огоньки.
Живописец смущенно нашептывал старцу:
Ч В народе толкуют, атамана Портнова в Илецком городке вздернул царь-ба
тюшка, Симонова собирается казни предать. Ну и грозен, грозен Петр Федоры
ч, радетель наш. А власти не признают его, за беглого казака Омельку Пугачё
ва принимают, окаянные!
Филарет, как вошли в келью, сказал:
Ч Надлежит сему государеву портрету подписану быть. Мы умрем, а он остан
ется на посмотренье людям.
Зная, что Иван Прохоров не горазд в грамоте, Филарет достал из-за божницы
пузырек с чернилами, очинил гусиное перо и приготовился писать.
Перед тем, не доверяя очам своим, он заглянул в пожелтевшую тетрадь с запи
сями о событиях и встречах и на давней странице сыскал строки: «Сего числ
а имел беседу с забеглым казаком по имени Емельян Пугачёв; нашей веры чел
овек, но дик и странен, донос же попаляем в сиром звании своем гладом духа
и проворством помышления».
Живописец, кланяясь в пояс, молвил:
Ч Ты, отче Филарет, пиши тако: сей-де лик пресветлого императора и госуда
ря Петра Федорыча Третьего, великого ревнителя веры нашей древлей, писан
-де той же веры Иваном, сыном Прохоровым… в тысяча семьсот…
Ч Да уж не учи, знаю! Ч перебил его старец и оправил очки. Скорбно, про себ
я, в бороду улыбаясь, он на обратной стороне портрета вывел следующую над
пись:

«Емельян Пугачёв, родом из ка
зацкой станицы, нашей православной веры, принадлежит той веры Ивану сыну
Прохорову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41